Каукину Виталию Алексеевичу — п. Ирба
Кичаткиной Ирине Тимофеевне — п. Краснокаменск
Колесник Галине Михайловне — г. Минусинск
Колокоцкой Валентине Николаевне — г. Канск
Комаровой Татьяне Анатальевне — г. Ачинск
Костомаровой Анэлии Витальевне — п. Краснокаменск
Курчатовой Елене Николаевне — г. Минусинск
Леоненко Нине Яковлевне — г. Тайшет
Лысиковой Татьяне Федоровне — п. Иланское
Лясковской Елизавете Михайловне — г. Минусинск
Разумовскому Василию Миновичу — п. Ирба
Налимовым Анатолию и Татьяне — г. Минусинск
Самсоновой Любови Ивановне — г. Красноярск
Тарариной Любови Николаевне — г. Шира
Усик Вере Алексеевне — г. Минусинск
Макаровой Ольге Васильевне — п. Кордово
Мальцевой Людмиле Николаевне — п. Кошурниково
Марковой Ирине Викторовне — г. Красноярск
Печенегиным Сергею и Ольге — г. Артемовск
Садовской Ольге Николаевне — с. Тюхтет
Соболевой Татьяне Михайловне — с. Тесь
Шапкиной Ирине Федоровне — г. Абакан
Ширяевой Марине Владимировне — п. Ирба
Щербинину Борису Викторовичу — г. Минусинск
Щур Тамаре Ивановне — г. Абакан
Обложка книги Пеганова Глеба Анатольевича.
Графические рисунки Пеганова Анатолия Михайловича
Редактор Глимазенко Анатолий Николаевич
Корректор Герцен Анна Николаевна
Правка верстки Щур Тамара Ивановна
Благодарность за предоставленные архивные материалы:
Galina Traksel (Тумаева) — Nienburg/Weser (Германия)
Жертва хищной охоты
Он редко где останавливался, лишь по необходимости. Поднимался задолго до рассвета, быстро кипятил смородиновый или черничный чай, завтракал сухарями и убитым накануне глухарем. Сахара и муки не было, кончились месяц назад. Запасов спичек и соли осталось на два дня. Обедал на ходу тем же вареным мясом или пойманными в каком-нибудь ручье хариусами. Вечером уходил подальше от тропы в глухую чащу, чтобы не было видно огня и не пахло дымом. Нарубив сушняка, разводил костер, ужинал, прикрываясь залатанной, прогоревшей в нескольких местах суконной курткой, ложился спать на пихтовый лапник. Ночью часто просыпался от любого звука и шороха, слушал черную тайгу. Не обнаружив ничего подозрительного, подкидывал на угли дрова и опять дремал, чтобы через некоторое время вновь пробудиться от крика ночной птицы или рева опьяненного свадьбами сохатого или марала. Чувствуя зарождающееся утро, подскакивал, чтобы перекусить и двигаться дальше. За день проходил около тридцати километров. Так продолжалось четвертые сутки.
Уросливая в этих высокогорных краях погода не баловала. Зрелая ржавыми листьями и отмирающей хвоей осень напитала воздух прохладой. Обложные тучи несли мелкий, нудный дождь со снегом. Земля холодила сыростью. Загустевшие ручьи порождали мутный, непроглядный туман. Скрытые от матовой пелены горы ограничивали обзор местности до минимума, но это не останавливало путника, потому что он знал эти места, как все дырки в своих изношенных, расквашенных влагой броднях.
Далеко за спиной остался угрюмый, молчаливый в любое время года голец Кум с безлесой, продуваемой всеми ветрами вершиной. Под ним, в глухом, изрезанном бурными потоками распадке, находился неглубокий шурф. На его дне — золотая жила. Он нашел ее пять лет назад после активных, кропотливых поисков. Захмелев от первых намытых в лотке крупинок, ударился в старательскую работу. За два месяца упорных стараний от зари до зари был вознагражден пятью килограммами драгоценного металла. Это принесло семье уверенный достаток до весны.
Второй сезон увенчался еще большими успехами. На вырученные деньги трудолюбивый мужик построил новый дом-пятистенок. Третье лето умножило капитал втрое. После четвертого — открыл небольшую лавку по продаже скорняжного имущества, организовал свой ямской двор. А вот ныне отмыл значимый самородок весом около пуда. И это был не предел. Золотая коса, петлявшая в земле на глубине трех метров, имела продолжение. Он видел это опытным взглядом. Все более расширяясь, напитываясь толщиной, она будто сама просилась ему в руки: «Вот тебе, Иван, награда за долгие, кропотливые старания! Это благодарность за многолетние скитания по тайге, обман, унижение, холод, голод, болезни и десятки тонн бесполезно перелопаченной, перемытой породы. Возьми меня и будь же под старость лет счастлив!» И он брал ее, нес в своей худой, но тяжелой котомке столько, сколько можно унести. Знал и был уверен, что на будущий год будет столько же.
Нет, он не был жадным хапугой, готовым забрать все и ничего не дать другому. Всегда делился со страждущим тем, что у него было. Голодному отламывал последний прогорклый сухарь. Замерзающему давал свою дырявую, заношенную куртку. Больного пускал в дом и помогал лечиться. Но далеко не всегда получал то, что просил. Ступив смолоду на старательскую тропу, был часто обманут, обворован своими же напарниками по работе и не убит только лишь потому, что его не за что было убивать. Ту горсточку золотого песка, что приносил домой, едва хватало свести концы с концами и не умереть от голода. Так было на протяжении тридцати лет, пока он не ушел в горы один и не нашел эту жилу, которая сделала его счастливым, но еще не богатым. Теперь, принося домой золото, был доволен результатом. Но не так, как это делает скряга, нашедший на дороге золотой червонец и спрятавший его от всех в жестяную банку в надежде, что завтра найдет еще один. Его счастье было написано на лице родных, близких и друзей, переживших с ним лихую годину и нужду и не бросивших его.
Сейчас, по дороге домой, он представлял себе улыбающееся лицо любимой жены Марии. Она не бросала его с той поры, когда была красавица, но теперь лицо ее погрызли морщинки, волосы будто посыпал пепел костра, а мягкие руки болели от жестокого ревматизма, полученного от работы в прачечной у купца Горлова. Он видел удивление в глазах трех дочерей и двух сыновей, у которых тоже есть дети. Они никогда не будут чистить навоз в чужой конюшне, обрабатывать не свои поля или добывать руду в шахте какого-то хозяина. Теперь у каждого из них будет свое небольшое дело, его внуки будут учиться в приходской школе. Он даст денег на протезы своему другу Роману, которому раздробило ноги в шурфе десять лет назад. Поможет семье солдатки Феофанихи, зарабатывающей тем, что ходит по дворам, делая, что попросят. Выделит немного средств для дома нищих и обездоленных. А потом, тайно от всех, не называя своего имени, положит, сколько будет возможным, денег на алтарь для постройки нового храма Пресвятой Богородицы. И в этом заключалось счастье Ивана Колобуева.
Представляя и переживая свое состояние уже сейчас, он не забывал о защите. Окончание старательского сезона — желанная пора для бандитов и разбойников, проще говоря, хищников, промышляющих на тропах, по которым в направлении дома из тайги возвращаются бородатые бергало (старатели). Многие хотят поживиться за счет дармового золота, отделяя часть благородного металла из котомок простых работяг. Хорошо, если кто-то отдает его без сопротивления. Плохо тому, кто противится разбою.
Иван Колобуев знает, что если на него нападут, срок его жизни окончится этим днем. Причиной тому — самородок, который он несет за спиной. Разбойники сначала проверят все, что у него есть, а потом изымут имеющееся золото. Иван будет этому препятствовать. Чем все закончится — нетрудно догадаться. Поэтому, продвигаясь в нужном ему направлении, он не идет тропой, где ходят все золотари, а движется хребтами и распадками, когда-то показанными ему Егором Бочкаревым.
Встретиться с ним Ивану Колобуеву пришлось при весьма тяжелых, можно сказать, критических для Егора обстоятельствах. Однажды, делая пробу на золото в каком-то ручье, Иван услышал не так далеко от себя выстрелы. Стреляли из нескольких ружей в разных местах. Из того, как часто каталось по горам эхо, было понятно, что люди не жалеют патронов. Резкие, упругие, как хлопки кнута, звуки подсказывали, что выпущены они из быстро перезаряжающегося нарезного оружия. В то время, будучи небогатым, Иван ходил по тайге с шомпольным дробовиком восьмого калибра и понимал, что выдавать себя стрелкам нельзя. Отложив работы и удалившись в пихтач на некоторое расстояние, чтобы его не застали на месте работы, стал ждать, что будет дальше.