Он
сразу же вышел и перебрался в комнату для гостей, безликую и не
тревожащую душу, похожую на номер в дорогом отеле.
Но даже здесь он спал плохо, его мучили дурные сны и ещё
худшие воспоминания. К утру он принял решение, трудное, но
неизбежное: он должен порвать все узы, связывающие его с
Эбердэром. Здесь ему никогда не удастся обрести душевный покой,
тот покой, который он тщетно искал последние четыре года,
беспрестанно переезжая из страны в страну.
Но возможно ли добиться отмены майората, чтобы продать
поместье? Надо будет спросить об этом у адвоката, который ведет
его дела. Мысль о продаже Эбердэра причиняла Никласу боль. Стоило
подумать о том, что все это перейдет в чужие руки, — ив сердце его
разверзалась пустота. Продать имение — это все равно что отрезать
собственную руку, однако, он не видел другого выхода.
Впрочем, в продаже есть и свои плюсы. Приятно думать, что от
такой вести его дед перевернется в гробу. Где бы ни был сейчас
этот лицемерный старый ублюдок, его наверняка хватит ещё один — на
сей раз потусторонний — апоплексический удар.
Никлас резко повернулся, торопливо вышел из спальни и
направился в библиотеку. Как прожить остаток жизни — это слишком
унылая тема для размышлений, по вот что касается ближайших
нескольких часов, то тут уж точно можно кое-что предпринять.
Немного усилий, много бренди — и в памяти не останется от них ни
малейшего следа.
* * *
Прежде Клер ни разу не доводилось бывать в графском доме. Как
она и ожидала, особняк оказался громоздким и величественным. Но
выглядел он угрюмым — может быть, потому, что с большей части
мебели так и не сняли холщовых чехлов. На всем здесь лежала печать
заброшенности, запустения, что, впрочем, было вполне понятно: ведь
хозяин не заглядывал сюда уже четыре года. Дворецкий Уильямс, тоже
хмурый и угрюмый, поначалу не хотел пускать Клер без доклада, но
поскольку он был местный и вырос в деревне, ей в конце концов
удалось его уговорить. Он провел её по длинному коридору, затем
отворил дверь библиотеки и объявил:
— К вам мисс Клер Морган, милорд. Она сказала, что у неё
дело, не терпящее отлагательства.
Собрав в кулак все свое мужество. Клер быстро прошла мимо
Уильямса в библиотеку, чтобы не дать графу возможности отказаться
принять се. Если сегодня она потерпит поражение, другого случая ей
уже не представится.
Граф стоял у окна, глядя на простирающуюся перед домом
долину. Его камзол был переброшен через спинку стула; в рубашке он
выглядел беспутным, бесшабашным повесой. Странно, что его прозвали
Старым Ником: ведь ему ещё нет и тридцати.
Когда дверь за Уильямсом закрылась, граф обернулся и устремил
холодный взгляд па Клер. Хотя особенно высоким ростом Никлас не
nrkhw`kq, вся его фигура излучала силу. Клер помнила, что даже в
подростковом возрасте, когда большинство мальчишек бывают
нескладными и неуклюжими, он безупречно владел своим телом.
На первый взгляд, он почти не изменился, разве что стал ещё
красивее, чем четыре года назад, хотя трудно было себе
представить, что такой красавец может похорошеть ещё больше. И все
же кое-какие перемены в нем произошли; Клер видела это по его
глазам. Раньше в них играл смех, озорной, заразительный, теперь же
они были непроницаемы, как отполированная водным потоком кремневая
галька. Да, распутство, участие в громких скандальных историях,
многочисленные дуэли оставили на нем очевидный след.