Охнул часовой. Свалившаяся каска звонко ударилась о камень, упавшее ружье мягко чекнуло о ступеньки и все стихло.
«Четвертый».
Дед стоял не шевелясь. Ждал. Видно, сильно устали немцы, если не проснулись от этого шума. Прождав минуты две, старик отошел в сторону.
«Если у дома стоял часовой, значит, в доме кто-то есть».
Как тень двигался Ипат. Во дворе под ногами зашуршало сено. Захватил охапку, принес, сунул под крыльцо. Еще охапку, еще… В сенях есть керосин. Опасно… Петли скрипят. Припер колом дверь. Чиркнул спичкой. Сухое сено вспыхнуло сразу. Легкий ветерок раздувал.
Резвыми прыжками перебежал старик дорогу и лег за грудой камней. Костер разгорался, уже начали потрескивать доски ступенек. Побежал огонь по бревнам, все выше и выше. Пожар начался. Вдруг грохнул сигнальный выстрел в деревне. Какой-то часовой заметил огонь. Закричали на разные голоса непонятными словами. Побежали к дому тушить…
Зарядил винтовку Ипат. Ждет. Прибежал к дому какой-то немец. Руками размахивает. Кричит, ногами топчет огонь. Хорошо видна черная фигура врага на фоне пожара. Грохнул выстрел. Упал немец. Остальные бежавшие на помощь шарахнулись в стороны и скрылись в темноте.
«Пятый».
Долго лежать на одном месте нельзя. Могут окружить. Дом разгорался. Уже горела крыша, огонь охватывал три стены.
Сразу после выстрела в доме послышались возня и крики. Стучали в дверь. Из окна выскочила фигура. Этого только и ждал Ипат. Выстрел… Выскочивший сделал несколько шагов и, будто споткнувшись, упал.
«Шестой».
Больше из окна не прыгали, а только кричали, призывая на помощь. Дом полыхал.
«Теперь не потушат», — подумал Ипат и, низко пригибаясь, побежал в темноту. Добежал до поля. Притаился. Высокая рожь спрятала. Высоко в небо летели искры. Становилось все светлей. Ударила пушка. Заговорили автоматы.
«Опять убыток… Сколько они на одного человека добра изводят. Знали бы, с кем воюют», — думал Ипат.
Немцы не знали. Они могли думать все, что угодно. Темнота скрывала силы врага. Может быть, там большой партизанский отряд… Стреляли не жалея патронов и снарядов.
«Надо уходить. На сегодня хватит», — решил Ипат и направился в лес.
Васька с Настей, помахивая узелками, шагали молча по дороге. Ничего не подозревая, приближались они к родной деревне.
— Скоро придем, Вася, — сказала молодуха, поправляя платок.
— Ага… Рыдлинский хутор пройдем и деревню будет видать.
— Жив ли деда-то? — вздохнула Настя.
— Живой, — уверенно сказал мальчик. — У него винтовка есть.
— Какая винтовка?
— Красноармейская… Раненого-то когда привели — его звали Семен Демин, дед велел записать… — когда Демина-то привели, так с ним и винтовка была, а когда этот в очках увозил, то винтовку дед спрятал и не отдал.
Далеко раздался выстрел. Настя схватила за руку племянника.
— Слышал?
— Ага! Стрельнули.
— Это в деревне…
— Смотри, Настя, вроде пожар… Идем скорее.
Мальчик вырвался и побежал, звонко шлепая босыми ногами по пыльной дороге. Настя побежала за ним. На повороте дороги остановились. Деревня лежала внизу, начинавшийся пожар был хорошо виден.
— Чей же это дом горит? — с тревогой спросила Настя, уже догадываясь.
— Наш… видишь, крайний.
— Наш… горит… — Только и могла сказать Настя. Снова щелкнул выстрел. Молодая женщина хотела было бежать вперед, но услышав выстрел, остановилась.
— Что же делать, Вася?
— Надо тушить.
— А там стреляют…
В это время в деревне мелькнул огонек, не успели они сообразить, что это такое, как впереди них со страшным треском разорвался снаряд, поднимая столб огня. Настя отскочила с дороги в рожь, увлекая за собой Ваську. Высоко над головой взвизгнули пули. Прижавшись друг к другу, уткнувшись головами в землю, лежали они, боясь пошевелиться. Снаряды с грохотом, визгом, рвались не переставая. Пули щелкали, жужжали, чмокали.
Первым пришел в себя Васька. Он ткнул рукой в бок лежавшей женщины и шепотом позвал:
— Настя, Настя…
— Ой, лихо мне, Васенька, — сказала молодуха, не поднимая головы.
— Тебя не ранили?
— Не знаю.
— Ты пошевелись, так узнаешь, — посоветовал мальчик. Молодая женщина приподняла голову, но где-то совсем близко грохнул разрыв. Настя охнула и снова ткнулась лицом в землю. Сверху на них посыпались куски земли.
— Близко! — сказал мальчик. — Побежим, Настя, а то убьют.
— Ой, ноги отнялись, Васенька.
— Да не бойся, ползи за мной.
Они поползли на четвереньках по густой ржи, припадая к земле каждый раз, когда рвался снаряд. Сколько времени они так ползли, неизвестно, от страха потерялось всякое представление о времени. Когда пули уже не визжали над головой, не чмокали впереди, а снаряды рвались где-то далеко позади, пришли в себя. Не заметили они, как проползли все поле и оказались у опушки леса. От пережитого страха Настя ослабела; женщина дрожала всем телом. Она села на траву, прислонилась спиной к дереву.
— Ну вот… живы остались.
— А ты напугалась!.. Я так нисколько не испугался, — похвастался мальчик, поднимаясь во весь рост.
— Сядь, сядь! — зашипела молодуха.
Васька послушно присел на корточки.
— Увидят… опять… Ироды.
— А здорово они стреляют… К-а-ак даст… Во, слышишь…
Стрельба стихла, но появились новые звуки: скрип железа, треск моторов.
— Трактора, что ли? — спросила Настя.
— Знаешь это что? Это танки, — уверенно сказал Вася.
— Уйдем скорей от греха.
Молодуха схватила племянника за руку, потянула за собой в лес. В лесу совсем успокоились.
— Что же теперь делать, Вася?
— Пойдем на овраг. Я знаю: дед с Лукичом туда собирались.
— Заблудимся, Вася.
— Да нет. Я дорогу знаю… мы с ним ходили.
— Темно-то как… Вдруг опять на немцев наскочим, — нерешительно возражала молодая женщина.
— Нет… они в лес не пойдут. Идем.
— Подожди, я сапожки обую, — согласилась Настя. — Ты бы тоже надел…
— Мне не надо. Я привык.
Пока молодуха надевала ботинки, мальчик вспоминал обстрел.
— Ка-ак даст!.. С огнем! Ты слышала, как они? У-у-у… И-и… Здорово! Вот бы мне из такой пушки пострелять. Мне дед давал стрелять из дробовика… Здорово! Ка-ак даст! В плече отдает.
— Тихо ты, услышат, — одернула Настя расходившегося племянника. — Еле живы остались, а ему нравится.
— А почему они стреляли? Неужели в нас?
— Конечно в нас, — убежденно ответила молодуха.
— Откуда же им знать, что мы идем.
— Они все знают. У них такие трубки есть, в которые все насквозь видать… Ну, пойдем.
Васька двинулся вперед, смело наступая босыми ногами на шишки, сучки. Ночного леса Настя не боялась, спокойно шла за Васькой, грустно размышляя о своей судьбе.
5. Встреча
Густой лес начинался сразу за деревней и тянулся до самого города широким нетронутым массивом. В двадцати километрах от деревни его разрезала железная дорога. В лесу водилось много дичи, зверья. Встречались медведи.
Глубокий овраг зарос по краям травой, мелким кустарником. На дне оврага между камней бежал прозрачный и холодный ручеек, старики считали его целебным. Нередко, когда болела поясница, Ипат с Лукичом ходили сюда лечиться. Ложились животом на камень, крестились и окунали бороды в холодную воду. Тянули ртом осторожно, чтобы не ломило зубы. Напившись, наполняли принесенные бутылки. Ребятишки, которым давали этой воды, маялись запором, отчего уверенность в ее целебности еще больше укреплялась. Несколько лет назад Ипат принес целое ведро воды агроному. Тот свозил ее в город.
— Вода обыкновенная, ключевая, — объяснил вернувшись агроном. — Но она жесткая, известковая.
— Стало быть, что-то есть?
— Ничего нет, дед. Обыкновенная вода.
— Как же обыкновенная, когда она из-под земли сама течет.
Спорить со стариком было бесполезно.
Лукич вырыл в овраге глубокую нишу для костра. Наспех соорудил шалаш. Ждал. Две ночи прошли, а Ипата все не было. Всякие догадки мелькали в голове, и самая страшная из них уже превращалась в уверенность: «Убили».
Обмануть Ипат не мог. Слишком хорошо знал Лукич характер своего приятеля. Чтобы занять себя, отогнать мрачные мысли, старик целыми днями ходил по лесу. Нашел несколько тетеревиных выводков, собирал землянику. Возвращаясь вечером назад, каждый раз надеялся увидеть в шалаше друга.