"Истоки такого соперничества, восходившие в конечном счете к жажде престижа, авторитета, были своего рода психологическо-поведенческим стереотипом, опиравшимся на престижную экономику [] В триаде престижавторитетвласть вершиной и конечной целью амбициозного честолюбца является достижение реальной власти, т.е. возможности в конечном счете не только руководить, но порой и навязывать свою волю управляемому коллективу, что означало достижение высшей точки на общепризнанной шкале социальных ценностей. Хотя власть старейшины опиралась только на престиж и авторитет, да еще к тому же довольно дорого стоила ее обладателю, к ней стремились многие" (Васильев, 2013).
Так зарождалось социальное расслоение, но в основе него лежал не материальный ресурс, а сугубо представления престижного характера: тот, о ком слагают легенды, уже принадлежал к другому социальному классу, нежели тот, о ком легенд не слагают, хотя у второго и могло быть больше имущества.
И вот эта роль престижа кардинально противоречит воззрениям марксистов да и просто экономистов на роль материальных благ в прошлом: богатства были важны не в материальном плане, не как средства удовлетворения каких-то "объективных потребностей" в еде или одежде, а именно как средства для завладения народным вниманием и признанием. Человеку был важен его социальный статус. Похоже, престиж был ничуть не меньшей потребностью, чем потребность в еде или питье, ну или как минимум стоящим сразу после них.
"Эти обычаи, в частности дарственный обмен, являются антиподом современной коммерческой практики. Классическая экономика предполагала, что первыми формами обмена был натуральный обмен. Как могла она подумать, что изначально такой способ приобретения, как обмен, удовлетворял не потребность в приобретении, а, наоборот, потребность в утрате и расточении? Сегодня классическая концепция представляется кое в чем спорной" (Батай, 2006, с. 147).
Но будет ошибочно думать, будто такая система ценностей осталась где-то в древности, и сейчас на смену ей пришла исключительно рациональная по своей сути манера материального потребления. В современных мировых культурах вопрос престижа всё так же очевиден, и в действительности его роль ничуть не стала меньше. Современное отношение к материальным благам по-прежнему наполнено духом престижа и это отчётливо выражено в феномене демонстративного потребления: стремление приобретать самые последние модели чего бы то ни было, хотя и предыдущая модель ещё совершенно функциональна. Высокая цена оказывается конкретным выражением престижа. Расточительство по-прежнему несёт следы потлача и остаётся способом повысить если не собственный социальный статус, то хотя бы самооценку.
"Значительное число наших поступков подчиняется законам потлача, имеют тот же смысл, что и у него" (Батай, 2006, с. 149).
Порой экономисты задаются вопросом, как так вышло, что частная собственность всё-таки одержала верх над собственностью общинной (если таковая в древности вообще была), они рассуждают о плюсах и минусах того или иного типа собственности, но всё это проделывают сугубо с рационалистических позиций, даже не сомневаясь, что человек всегда руководствуется разумом и соображениями "объективной необходимости". Но дело в том, что у собственности есть ещё одно неочевидное свойство психологического характера, которое экономистами всегда игнорируется, это демонстративность. Обладание той или иной собственностью позволяет обозначить свой социальный статус. Это древний вопрос престижа, такой же древний, как само человечество. Потлач, демонстративное потребление, последняя модель чего угодно и т.д. всё это растёт из потребности заявить о себе и увидеть своё отражение в удивлённых глазах Других. Один комик в своём стэндапе сказал: "Я всегда удивлялся обладателям миллиардных состояний Разве есть на планете что-то, чего нельзя купить хотя бы за 1 млрд долларов? Так зачем все остальные миллиарды?". Так вот дело не в материальных благах, которые можно купить, а в самом социальном статусе.
Наверное, обычай уничтожения богатств в обмен на престиж постепенно исчез с развитием древних городов и увеличением мобильности населения. В условиях, когда люди вокруг регулярно сменяются, самой рациональной формой иррационального поведения стало не публичное уничтожение накопленных богатств (ведь свидетелей рано или поздно сменят другие люди, которые ничего об этом знать уже не будут), а постоянная их демонстрация: ношение на себе и т.д.
Потребность в повышении престижа невероятно древнее явление. Можно даже не гадать, когда примерно у человека она возникла, так как, судя по данным приматологии, потребность эта есть уже у многих видов обезьян, самцы которых регулярно борются за статус вожака или хотя бы его приближённого. Приматологи приводят примеры, как какой-нибудь эффектный трюк, выкинутый конкретным самцом, вполне может привести к повышению его статусадаже умелое громыхание найденной в лесу канистрой может достаточно впечатлить соплеменников. У шимпанзе отмечено удивительно сложное поведение в борьбе за лидерство, когда конкретные особи вступают в сложные коалиции, чтобы свергнуть имеющегося вожака и занять его место (де Вааль, 2019). Помимо этого отмечено, что у шимпанзе наиболее щедрыми дарителями полученного в ходе охоты мяса оказываются как раз высокоранговые самцы (Boesh, Boesh 1989; Удалова, 2012), что явно прокидывает поведенческую лестницу и к древнему человеку.
Интересно и то, что в целом именно для самцов, а не для самок, характерны большинство актов дарения мяса. Это также пересекается с традицией потлача у людей да и в целом с борьбой за социальный статус, в которую обычно вовлечены именно мужчины, а не женщины. Доступ женщин на арену соревнований за престиж ограничен даже у современных племён (Josephides, 1983, p. 291; Strathern, 1988, p. 162). Отмечено, что хотя в действительности основным добытчиком пропитания оказываются женщины, именно мужчины превращают его в "избыточный" инструмент обмена и пожинают его плоды: выстраивают партнёрства, создают мужские союзы и обретают престиж (Josephides, 1985). И, видимо, это очень древняя история. При этом не надо думать, что это как-то обязательно обусловлено биологией, а как вариант можно предположить, что самцы обезьян просто имеют больше свободного времени в своём распоряжении, чем самки, часто занятые выращиванием потомства и его реальным обеспечением; для самцов же борьба за статус оказывается единственным способом времяпровождения, своеобразной социальной игрой, так как до сих пор не было установлено никаких явных преимуществ от лидерства. К тому же и сам факт охоты у шимпанзе (обычно они убивают обезьян помельче и изредка маленьких антилоп) является указателем на стремление занять свободное время, так как в итоге мяса в их рационе всё равно оказывается очень мало, то есть его роль не является значимой. Наверное, именно поэтому самки, занятые реальным обеспечением потомства и поддержкой друг друга в этом деле, охотятся редкоэто лишнее, необязательное и малопродуктивное занятие. Получается, что мясо, даже являясь деликатесом, в реальности не оказывается чем-то необходимым для выживания вида, а больше является средством выстраивания социальных отношений и повышения статуса.
Тот факт, что у большинства современных охотников-собирателей охота приносит гораздо меньше пропитания, очень хорошо освещён в антропологии (см. ниже). Основной добытчик пропитания даже у человекаэто женщина, плоды собирательства которой и кормят всех, включая и незадачливых охотников мужчин. Поэтому картина в сообществах шимпанзе характерна и для человекау мужчин просто много свободного времени. "Специфика женского собирательского труда, требующего гораздо больше времени, чем охота, а также связывающие женщин материнские обязанности не позволяли им проявлять одинаковую с мужчинами степень социальной и интеллектуальной активности" (Артёмова, 2009, с. 454).
Да, здесь снова мысль, что и рождение охоты в доисторические времена, ещё у обезьян, не было обусловлено какой-то "объективной необходимостью", а оказалось плодом чего-то совсем иного, стремлением интереснее провести время, заодно и посоревноваться в играх статуса.
Упомянутые выше охотники за головами некоторых регионов планеты только лишний раз подчёркивают этот вывод. "Мужчина, добывший голову врага и преподнесший ее в качестве трофея, доказывал тем самым свою храбрость, свои истинно мужские достоинства, повышал свой престиж в глазах общины [] Стремление повысить свой престиж было одной из главных причин, побуждавших мужчин участвовать в этом опасном мероприятии" (Ревуненкова, 1991).