Слышь, комиссар, а что такое «нота»? поинтересовался один из слушателейплюгавый мужичонка в несвежем больничном халате и широченных галифе.
Не «слышь, комиссар», а товарищ дивизионный комиссар, строго поправил Виктор бойца. Понял?
Понял, товарищ комиссар, покладисто согласился тот.
И как надо спрашивать? не унимался Спешилов.
Товарищ комиссар, разрешите обратиться? послушно исправился красноармеец в халате, а дождавшись разрешения, спросил:Что такое «нота»?
Товарищ комиссар, так мы же не при старых порядках, взмолился еще один боец, но уже в нормальной гимнастерке.
Порядки новые, а дисциплинастарая, отозвался Виктор. Боец Красной армии должен вначале спросить разрешения, а уже потом задавать вопрос. Отвечаю, что нотой именуют ультиматум, то есть, требование.
Мы с товарищем Сталиным переглянулись и почти одновременно показали другу другу большой палец. Молодчага товарищ дивизионный комиссар Спешилов, дисциплину блюдет. Боевое товарищество штука хорошая, но панибратства с подчиненными быть не должно. А еще Виктор молодец, что не тушуется и не стесняется того, что попал в госпиталь не из-за вражеской пули, а из-за своей. Это дорогого стоит.
Ваш друг не из бывших офицеров? тихонько поинтересовался Сталин. Но посмотрев на Виктора повнимательнее, уточнил:Может, из юнкеров?
Не, Спешилов потомственный пролетарий, ответил я, слегка гордясь лучшим другом. Он с четырнадцати лет на паровозе в кочегарах ходил, до революции мечтал помощником машиниста стать.
Между тем, страсти накалялись.
А пущай этот Керзон у бабы своей требует! Мы что, зря кровя проливали? Надобно нам и Варшаву брать, едрит ее на мыло, взъерепенился мужичонка в халате, однако остальной народ его не поддержал. Один из красноармейцев, на чьей кое-как зашитой гимнастерке еще виднелись бурые следы крови, убежденно сказал:
А может и стоит с Польшей замириться. Панам холку намылили, так теперь и хватит. Тебе, Евдоким, персональнонахрена Варшава нужна?
Евдоким призадумался на миг, потом махнул рукой, словно саблей рубанул:
Так мне и Львов-то ни на хрен, ни на два хрена не нужен, а не то, что Варшава. Я говорюколи начали ляхов дрючить, надо и дальше их гнать, чтобы неповадно было. Угнать их куда-нить к синему морю, чтобы сидели на жопе и к нам не лезли, тогда и домой можно. Я с ляхами еще в германскую рубился, вот тут же, неподалеку, когда мы в четырнадцатом году австрияков драли.
Хм, а этот дядька лишь выглядит плюгавеньким, а сам, судя по ухваткамбывалый кавалерист, а может, даже потомственный казак. Попадешься такому в поле, разрубит от плеча до того места, откуда ноги растут.
Я тоже с австрийцами воевал и с германцами, осадил Евдокима буденовец в драной гимнастерке. Но так скажудали полякам жару разок-другой, так и хватит пока. Надо будетеще вломим по первое число, а теперь бы домой пора.
Прочий народ, заслышав слово «домой», радостно загудел.
Товарищи красноармейцы, придется еще немножко потерпеть, примирительно сказал комиссар Спешилов. Дольше ждали, чуть-чуть осталось. Вот, с поляками перемирие заключим, тогда и о доме разговаривать станем.
А молодец Витька, что не дает пустых обещаний. Он же не сказалмол, по домам пойдете, а выразился осторожненько. И тоже правильно. Скажи он бойцам, что по домам пойдут после победы над Польшей, они же ему потом и припомнят. А Первой конной еще Перекоп брать, Врангеля к морю гнать, а потом Махно громить.
Мы с Иосифом Виссарионовичем внимательно слушали. Все-таки, глас народаэто глас божий. Может, еще что-нибудь интересное услышим? Но красноармейцы каким-то нюхом учуяли, что неподалеку стоит большое начальство, запереглядывались и начали расходится. Правильно делают. Я бы и сам на их месте сделал ноги. Подальше от начальстваздоровее будешь.
Товарищ комиссар, а это до вас, кивнул Евдоким Виктору на нас и тоже поспешил исчезнуть.
Спешилов, завидев своего непосредственного начальника, слегка опешил, но быстро взял себя в рукиособым чинопочитанием Виктор никогда не страдал, да и время еще не то, чтобы подчиненные приседали в присутствии руководства. Но все-таки где-то глубоко в душе у Витьки сидел офицер-строевик.
Здравия желаю, товарищ член Революционно-военного совета, поприветствовал дивизионный комиссар Сталина, пытаясь встать по стойке смирно, но помешали костыли. Увидев меня, комиссар вытаращил глаза. Кажется, он сейчас ляпнет: «Вовка, а ты как здесь оказался?»
Товарищ Сталин чинно пожал руку комиссару, я последовал его примеру. Но не удержался, обнял Спешилова.
Только, поосторожней, слегка поморщился Витька. У меня ногу штыком пропороли, да два ребра сломано. А такполная фигня.
Ви маладец, таварыш Спэшилов, похвалил Сталин комиссара, а потом, усмехнувшись в усы, вытащил из кармана шоколадку:Владимир Иванович гаварил, что ви шоколад любите.
Про то, что Спешилов любит шоколад, я товарищу Сталину не говорил, хотя Витька и на самом деле очень любит шоколад. Впрочем, а кто его не любит?
Член РВС фронта посмотрел на нас, потом сказал:
Ви, таварышы, пообщайтэс, нэ буду мешат.
Мы хотели возразитьмол, и вовсе вы нам не мешаете, но Иосиф Виссарионович лишь улыбнулся и пошел в госпиталь. Возможно, хотел посмотретькак здесь заботятся о раненых.
Виктор кивнул на бревно служившее скамьей, мы уселись.
Тебя сюда каким ветром занесло? поинтересовался комиссар, а когда я сделал неопределенно-благостное выражение лица, кивнул с пониманием:Ясен перец. Секрет.
В России все секрет, и ничего не тайна, вспомнил я классика.
Спешилов хмыкнул:
Значит, это ты высокий начальник, что над Семен Михалычем приехал вершить суд и расправу?
Солдатское радио работает не хуже, чем сарафанное, только порой еще быстрее и точнее. Потому, сильно запираться нет смысла, и я отмахнулся:
Суд был, а расправы нет.
Апанасенко сняли, может, и меня надо снимать? поинтересовался Виктор.
О тебе речь вообще не шла. Поговори с товарищем Сталиныммол, снимите с дивизии, дайте бригаду либо полк, предложил я. Хочешь, я сам с ним поговорю?
Не надо, помотал нестриженной головой Спешилов. Я уйду, кто-то другой придет, а ему придется всю грязь разгребать. Нет уж, коли взялся, то до конца пойду. Скажи-ка лучше, как там Архангельск?
Когда уезжал, на месте стоял, пожал я плечами. Но я уже сам больше месяца дома не был, может, что и случилосьСеверная Двина из берегов вышла, белые медведи напали Ну, если бы интервенты напали, ты бы уже знал. А если не слышал, значит никто не нападает.
Спешилов вздохнул.
Да не вздыхай так тяжело, успокоил я парня. Война скоро закончится, вернешься ты к своей Анне. Ты же еще свадьбу «зажал», помнишь?
Виктор опять вздохнул.
Комиссар, да ты что вздыхаешь? удивился я. Какой пример личному составу подаешь? Может, завел себе кого-нить, а теперь харе стыдно? Так не переживай, сам не проболтаешься, никто не узнает. Комиссар продолжал молча вздыхать, и я усилил напор. Давай, колись. Что у тебя стряслось?
Наконец-то храбрый комиссар сумел выдавить из себя:
От Аньки только одно письмо за все время пришло. Может, она уже замуж без меня вышла? Я-то ей почти каждую неделю пишу, а все письма куда-то идут, словно в камский мох.
Вить, ты что, ошалел? с удивлением воззрился я на друга. Ты что, не помнишь, как у нас письма ходят? Мне служебные депеши по неделе идут с фельдъегерской связью, а уж обычная-то почта Если пешком идти, так быстрее будет. Наверняка в Москве, на почтамте, целая груда писем лежит.
Думаешь? робко поинтересовался комиссар.
Вить, стопудово. Меня когда на польский фронт вытащили, Анна хотела вместе со мной ехать. Но вишь, я же не знал, куда отправятна Западный фронт или на Юго-Западный. Да и не хотелось девчонку на фронт тащить, мало ли что.
Спешилов воспрянул духом, а я мысленно вздохнулнадо было взять письмецо у Анны, оставил бы в Москве. Вот, недодумал.
Слушай, Володя, поинтересовался комиссар. Ты когда обратно поедешь?
В Москву отправляюсь прямо сегодня, а уж когда в Архангельск вернусьпро то только Совнарком ведает, да Феликс Эдмундович.