Может, ты из Москвы Аньке шоколадку как-нибудь перешлешь? спросил Виктор, вытаскивая из-за пазухи плитку. Скажешь, что от меня. Аня уж очень шоколаду хотела, а я и купить не смог, не нашел.
Кхэ, кхэ, раздалось над головой нарочито громкое покашливание. Оказывается, мы не заметили, как подошел Сталин. Товарыш Спешылов, праститэ, что стал нэвольным свидетелем ваших паследних слов. Нэ волнуйтесь, я дам Владимиру Ивановичу шоколадку для вашэй дэвушки. А эту ви, пожалуйста, скушайте сами.
Когда мы возвращались обратно, я невольно ждал продолжения разговора начатого Сталиным.
Товарищ Кузлевич, остановысь минут на пять, приказал Сталин водителю, а когда тот послушно заглушил машину, сказал:Ви посидите пока, а мы с таварищем Аксеновым пройдемся.
Я послушно вышел из автомобиля, и мы пошли.
Владимир Иванович, как ви считаете, нужен ли Советской России польский поход? спросил Сталин.
Не нужен, твердо ответил я, прекрасно помня, что в той истории против похода из членов Политбюро возражало лишь два человекасам Сталин и Радек. Но, увы, их мнение разбилось об авторитет такой «глыбы», как Троцкий, и примкнувших к нему Каменева, Зиновьева и Бухарина, а также самого товарища Ленина.
Ви нэ верите в победу мировой революции? задал-таки Иосиф Виссарионович тот вопрос, которого я боялся. Я же не просто не верил, что мировая революция невозможна, а твердо знал, что ее не будет, и все достижения социализма завершатся в декабре тысяча девятьсот девяносто первого года с распадом СССР. Нет, у меня нет ностальгии по Советскому Союзу, хотя и прожил в нем двадцать лет с хвостиком, но порой кажется, что все бы могло быть иначе Потому я ответил так:
Верю. Но только не сейчас, а когда-нибудь позже. Нам бы в России порядок навести, народ накормить.
Савершенно с вами сагласен, кивнул Сталин. И многие, если нэ большинство, наших таварищей тоже нэ верит. Может быть, только таварыш Троцкий в нее вэрит. Ну а еще немножка тавариш Ленин. Но Владимир Ильич слишком доверяет расхожим суждениям, а ещетоварищу Троцкому. Хотя, как и многие, очень опасается Троцкого в роли диктатора.
Тогда в чем смысл? удивился я. Если члены Политбюро не верят в польский поход и мировую революцию, то ради чего отправлять на смерть тысячи красноармейцев?
А ви падумайте, Владимир Иванович, мягко посоветовал Сталин. Как гаварятумному дастаточно. А ви человек очен умный.
И я примерил на себя эпитет «умный». Значит, члены Политбюро опасаются Троцкого в роли диктатора. А как он может им стать? Да очень простоесли идея мировой революции претворится в жизнь. Авторитет Троцкого, и без того немалый, подскочит до такого уровня, что сможет потеснить и авторитет самого Ленина, а сам Лев Давидович со второго места в иерархии переместится на первое. А кто скажет хоть слово, если за спиной Троцкого трехмиллионная армия, готовая сковырнуть всех и вся? Это вам даже не гвардейские полки менявшие на русском престоле императоров. Но как этого не допустить? Да очень простодовести идею до маразма. И вот тут до меня дошловесь польский поход и затеян ради того, чтобы он провалился, а товарищ Троцкий, получив мощный щелчок по лбу, умерил свои аппетиты. А то, что при неудаче погибнут люди, что ж тут такого? Люди, по мнению товарищей из Политбюроэто расходный материал.
Кажется, понял, проговорил я. И могу твердо сказать, что товарища Троцкого я не люблю. А еще всех прочих, кто свои шкурные интересы поставил выше человеческих жизней.
А уж как сам Троцкий вас тепэр не любит, ой-ой, усмехнулся Сталин. Но ви эта переживете, паверьте мне. Бог нэ видаст, Троцкий нэ съест.
Глава 4. Нападение
От пригорода, где разместилась шестая дивизия Первой конной, до вокзала расстояние вполне приличное, но в двадцать первом веке мы одолели бы его за полчаса, а теперь нам потребуется четыре, если не пять. Вымощенная булыжником дорога была когда-то хорошей, но с течением времени прохудиласькакие-то камни «выперло», какие-то вообще отсутствовали. Наша «Антилопа-гну» (как еще обозвать автомобиль неопределенной марки с кабиной без стекол, если его водитель Кузлевич?) то подскакивала на колдобинах, то проваливалась в какие-то ямы, из-за чего ее скорость приближалась к средней скорости пешехода, но уж никак не автомобиля, пусть даже и ретро.
Подозреваю, что здание госпиталянекогда пафосное, напоминавшее загородную резиденцию, а ныне пребывавшее в упадке, равно как и дорога, принадлежали когда-то австро-венгерскому магнату, некогда процветавшему, а потом пришедшему в захирение. Скажут потом, что во всем виноваты русскиеони и стены состарили, и хозяйственные постройки разрушили и даже привели в негодность дорогу, выковыряв из нее булыжники для собственных нужд.
Вам непрэмэнно нужно уехат сегодня? поинтересовался Сталин.
Не иначе собирается пригласить меня в гости? Что ж, я бы с удовольствием сходил, но как-нибудь в другой раз. У меня там народ в броневагонах мыкается, а я им обещал отдых дать.
Львовские железнодорожники моему начпоезда сказали, что этой ночью у них появится «окно»пояснил я. Завтра и послезавтра на дороге график напряженныйвсе будет забито эшелонами и туда, и обратно. В броха нынче вообще завал, не успевают эшелоны выпускать на Львов. Сюда ждут составы с продовольствием, а обратно раненых отправляют, которых на месте лечить нельзя, какую-то технику. Вроде, целый состав «трехдюймовок» собираются в Москву отправить. Я и решил, что пока есть возможность, нужно ехать, чтобы во Львове на неделю не застрять. Поручение товарища Ленина я выполнил, личный доклад может и подождать, но мне бы еще свои дела порешать.
А «зеленую улыцу» объявыт не хатите?
Для «зеленой улицы» я еще носом не вышел, усмехнулся я. Я ж не командующий фронтом, не член ЦК, и не Председатель ВЦИК, а только порученец, пусть и с некоторыми полномочиями. Да и неприлично выйдет, если из-за меня санитарные эшелоны задержат.
Сталин ничего не ответил, только пожал плечами. Не то похвалил за скромность, не то за нее же и осудилпонимай, как хочешь. Не знаю. Но думаю, все-таки не осудил.
Иосиф Виссарионович вытащил из кармана трубку, набил табаком, но из-за тряски спички либо ломались, либо гасли и, так и не сумев раскурить, буркнул что-то неразборчивое и убрал носогрейку обратно в карман.
Мы па дароге заедэм ко мнэ, эта недалеко от вокзала, сказал товарищ Сталин и усмехнулся. Я обэщал комиссару, что передам для его жены шоколад.
Хотел сказать, что Анька Спешилова и без шоколадки вполне может обойтись. Зачем мне лишняя головная боль, из-за какой-то вкусной и сладкой плитки? Сталин-то гостинец для Витькиной жены передаст, а как мне его в Архангельск отправить? По почте не рискну, если только с оказией. Как бы еще эту оказию отыскать?
Впрочем, вслух ничего говорить не стал. Уж если Сталин пообещал отправить девушке шоколад, пусть отправляет, а я придумаю, как доставить. Елки-палки, я же могу из Москвы курьера послать прямо в Архангельск. И повод естьнужно отправить в управление новые бланки документов. А если чтопошлю человека и без всякого повода, с одной шоколадкой. Нехай, уж раз-то в жизни можно воспользоваться служебным положением. Тем паче, что забота о душевном состоянии политического состава РККАпрямой долг советского чекиста.
Сталин отчего-то не стал расспрашивать меня об аресте Тухачевского. Видимо, общую картину знал, а детали его не интересовалси.
Постепенно, наш разговор со Сталиным сошел на нет. Сказывалась усталость, накопившаяся за последнее время, да и совещание легким не назовешь. И хотя машину бросало вверх-вниз, водило из стороны в сторону, но мы с товарищем членом РВС Юго-Западного фронта слегка подремывали, просыпаясь лишь на самых крутых рытвинах. На одной колдобине, где нас тряхнуло так, что я прикусил язык, а Сталин, ударившийся о сиденье водителя, пробурчал под нос «бозишвили», обращаясь непонятно к комуне то ко мне, не то к водителю, хотя ни я, ни Кузлевич не виноваты. Наверное, так бы и продремали, если бы вдруг об машину что-то не стукнулось.
Я решил, что в нас либо кинули камнем, либо сдуру влетела какая-то птица, но Кузлевич истошным голосом заорал: «Засада!», наддал газу и, только тут до меня дошло, что это была пуля. Вторая пуля сбила фуражку с товарища Сталина.