Отправив Новак в камеру, приказал дежурному:
Отыщите мне товарища Корсакова.
Серафим у моряков пользуется авторитетом и, насколько я помню, теперь уже не просто комендор с ледокола, а какой-то начальник. Ба, так Корсаков заместитель начальника Северной экспедиции. Вот, передам-ка я радиста на поруки трудового коллектива. Нехай думает, что чекист испугался товарища Троцкого. А я покамест отобью телеграмму Артузову. Не может такого быть, чтобы Артур не имел связей в Разведупре. Или чтобы особый отдел Балтийского флота не имел собственного пеленгатора. Частоты я знаю, пусть отслеживают.
Глава 10. Весточка из прошлого
Я перевел дух. Все бумаги подписаны, почта просмотрена. Ах, да. Подписал заявку губисполкома на использование моего «спецконтингента» в количестве двадцати человек на погрузочно-разгрузочных работах, потому что обещали выдать каждому дополнительный паек. С доппайкомхоть всех отдам, пусть работают, нечего им без дела сидеть. И надо бы еще связаться с Черкасовым. Пусть сообщит, когда его грузчики закончат перебирать уголь, а я ему пришлю человек сто из того же СЛОНА, чтобы еще разочек проверили «черное золото» на наличие в нем чужеродных элементов. Больше, чем уверенчто-нибудь да пропущено. Как говорят мои друзья по истфаку, выбравшие себе специальностью археологиюлучшие находки обнаруживаются в отвалах, когда приходит пора заниматься консервацией раскопок (говоря обыкновенным языкомзаваливать ямы, приводя все в «первобытное» состояние). Казалось бы, всю землю пропустили сквозь пальцы, как сквозь сито, а тутбац, и обнаруживается какой-нибудь артефакт.
Так что отправлю сто человек, «выбью» из губисполкома дополнительные средства, а за каждый найденный кусок взрывчатки назначу премиюдва фунта хлеба. Как показывает мировая практика, рабский труд нерентабелен, и лучше работает тот, кто имеет материальное стимулирование. А два фунта по нынешним временам очень серьезный стимул.
Что там еще? Ходатайство партячейки Архангельского губчека об увольнении сотрудника ЧК Мигунова из органов ЧК за появление в пьяном виде на рыночной площади. А каким боком здесь парторганизация, если Мигунов беспартийный? С другой стороны, его же не из партии собрались исключить, а убрать с ответственной и важной работы как замаравшего репутацию. В принципе, могли бы никаких ходатайств и не писать, потому что я Мигунова уже уволил. Ладно бы тот только напился, но он еще и наганом махал и по воронам стрелял. Если бы что-то однопьянство или стрельба, то можно бы и простить до первого замечания, а когда и то, и другое, уже перебор. И ворон жалко, они у нас и так пуганые. Скажете, что мог бы и по людям? Мог. Но если бы Мигунов попытался стрелять по людям, я бы его под ревтрибунал отдал, независимо от того попал бы в кого-нибудь или нет. А вот из-за стрельбы по пернатым под трибунал покамест нельзя отдать, а жаль. Я отчего-то ворон уважаю. Умные ребята.
Напишу резолюцию «Уволен», поставлю закорючку, пусть вернут в партячейку. Кажется, все. Или все-таки нет?
Артузов уже отозвался, благодарил, сам теперь плотненько займется радиостанцией Разведупра. Интересно же, кому могли понадобиться данные по Архангельску. Артур еще и особый отдел Балтийского флота озадачил, у них шифровальщики грамотные и связисты лучше. Радист в оперативной разработке, трогать не будем, пусть стучит. Даму-диспетчера допрашивали, бьет себя ногой в грудь, рыдает и уверяет, что ничего плохого против Советской власти не делала и никому отродясь новостей об отправке войсковых частей и соединений не передавала. Может и не врет, но сомнительно. Что ж, пусть сидит дальше, думает. Если через пару дней не созреет и не расколется, можно и выпускать. А там мы за ней и присмотрим, и посмотрим.
Сегодня я могу заняться делом, до которого все руки не доходили. Вот с этим хочу разобраться сам, не передоверяя его никому. И это пресловутый Семенов, которого я до сих пор не отдал под трибунал и даже не отправил на Соловки. Напротив, «мариную» парня в Архангельской тюрьме, где условия все-таки получше, нежели в монастырских кельях. Надо бы его содержать в одиночной камере, но где мне на каждого Семенова одиночек напастись? У нас, извините, и так переизбыток заключенных. Так что сидит бывший уголовник, если оные бывают бывшими, обыгрывает соседей по камере в картишки, потребляет за просто так полфунта хлеба в день и миску казенной баланды, да еще и недовольство выражаетмол, скучно ему, и самого начальника губчека поругивает. Правда, в меру, знает, собака, что внутрикамерные разработки никто не отменял.
Вчера Книгочеев весь вечер поил меня «копорским» чаем с черными, похожи на угольки сухариками, делился опытом и даже нарисовал устройство, с помощью которого жандармы производили перлюстрацию писем. В принципе, ничего сложного, обычная кастрюля с трубкой. Можно бы вообще не мудрить, а использовать чайник, но чайникнесолидно, а «устройство для перлюстрации» уже и в отчетах не стыдно указать и «выбить» кое-какие ассигнования на то, чтобы приклепать к кастрюле трубу. Но про конверты, проклеенные по краям, или облатки слушать было не слишком интересно. О таком способе «перлюстрации» я знал еще с детства, когда собирал почтовые марки, а «приспособление» видел своими глазами попозже. В мое время оно стало гораздо компактнее и в последние двадцать лет используется не часто. Но иногда бывает, врать не стану. Есть оригиналы, не желающие использовать электронную почту, предпочитая бумажные письма, отправленные с нарочным. Правильно, не с «Почтой России» же важные документы отправлять? Здесь самое сложноеотвлечь внимание курьера минут на пять, а лучше на десять.
Меня интересовалокак вскрывались письма, запечатанные сургучом? Срезали с помощью раскаленного лезвия или стальной нити, как пишут в книгах? Оказывается, поступали прощесургуч ломали, послания читали, а потом вкладывали в конверт. А все претензии из-за сломанной печати переадресовывали почтемало ли, уронили, прижали, раскрошили. Тоже ничего нового.
Но кое-что показалось интересным. Например, в Архангельске не было Охранного отделения, и жандармерии самой приходилось обеспечивать агентурное наблюдение. Но большинство жандармских офицеров являлись выходцами из гвардии, считавшими, что работа с тайными осведомителями является уроном для чести. Более того, получив информацию от добровольцев, иной раз искренне радеющих за государство, нередко просто «сдавали» их злоумышленникам.
Еще любопытный факт в мою копилку будущей книги по истории российских спецслужб, если соберусь написать. То, что с началом Мировой войны основные силы жандармов были брошены на охрану железных дорог, я знал, но то, что их деятельность буквально парализовали мальчишки, рвущиеся на фронт, услышал впервые. Нет, я подозревал, что в патриотическом угаре лета четырнадцатого года юные россияне не утерпят, побегут зарабатывать Георгиевские кресты, но что это приняло характер национальной эпидемии, даже представить себе не мог.
Представьте себе, Владимир Иванович, рассказывал Книгочеев. Только в Архангельске ежедневно с поездов снимали по два, по три человека. И это у нас, где узкоколейка. Им же вначале до Вологды добраться нужно, а уж потом в воинский эшелон. А что же тогда в России творилось? Сколько малолетних оболтусов в угольных ящиках позамерзало или под поезд попало? Унтер-офицеры с ног сбивались, зверели. Мальчишки, они же, как обезьяныподи, поймай. Поймаешь такого, задницу бы надрать или уши открутить, а нельзя. Департамент полиции цельный Циркуляр по этому поводу издалмол, задержанных малолетних доставлять родственникам, щадя их патриотические чувства, доставлять без ущерба самолюбию детей, при бережном и сердечном к ним отношении. Вот так! Унтер Повидаев как-то не выдержал, поймал такого вот беглецатот не то в пятый, не в шестой раз на фронт бежал, голову промеж ног зажал, штаны снял, да и всыпал ремня по голой жопе. Так что тут началось! Унтера самого едва в штрафную роту не отправили.
С чего мне вспомнился Книгочеев? А с того, что кроме деловых бумаг, пришедших с утренней почтой, секретарша положила на стол письмо. Судя по всему, личное, и его я оставил на потом. Небольшой конвертик, склеенный из серой бумаги, без марки. Штемпель почтового отделения Москвы. Подписано очень своеобразно: «Лично. Владимиру Аксенову. Москва. Лубянка». Обратный адрес: «Череповец. Улица товарища Троцкого. Дом 5». М-да, и где в Череповце такая улица? Тетушка живет в доме номер пять, но улица Сергиевская, в честь одного из храмов. Не иначе, переименовали. Впрочем, чему я удивляюсь, если не так давно Архангельский горисполком переименовал половину улиц? Вспоминай теперь, где и что. Но штемпель почтового отделения, отправлявшего письмо, отчего-то питерский. А почерк знакомый, но не тетушкин. Что ж, открою.