Вы бы не продержались, Дробжек, возразил Стрелковский. Несмотря на виртуозное владение табуреткой.
Капитан усмехнулась, оглядела его с ног до головы. Некоторое время они так смотрели друг на другаон перевел взгляд с осунувшегося лица на тонкие руки, наклонился и стянул с нее одеяло. В больничном костюме Дробжек действительно выглядела очень исхудавшей. Но не так страшно, как представлялось. Он скользнул взглядом по ногам, выше, остановился на опавшей груди, и Люджина ссутулилась, прикрылась рукой.
Ушла красота-то, Игорь Иванович, сказала она чересчур бодрым тоном.
Мне хватит, ответил он серьезно. Буду вас откармливать, Люджина. Еще пару дней полежитеи домой. И беречь себя, он коснулся ладонью ее живота и осторожно, неуверенно его погладил. Северянка неожиданно покраснела.
Сообщили уже, Игорь Иванович? Вы не думайте, я не планировала так. Вы не беспокойтесь, я не буду вас напрягать.
Что за глупости, Люджина? недоуменно спросил Стрелковский. Дробжек прерывисто вздохнула, подергала воротник зеленой больничной рубашки и прямо взглянула на него.
Я не забеременела специально, чтобы привязать вас, четко проговорила она. И если вам это ни к чему, то я спокойно уеду к матери и не буду вам мешать.
Люджина, сказал он терпеливо, я еще в своем уме. Естественно, вы не планировали. Вы вообще не способны на хитрость. Жить вы будете со мной, в моем доме, растить нашего ребенка. И если вы вздумаете уехать, я очень рассержусь. Мы же всё обговорили.
Дело в том, Игорь Иванович, спокойно пояснила Люджина, что раньше вы были свободны в своих решениях. А сейчас чувствуете ответственность. И благодарность. Я хочу, чтобы вы понимали: вас это никак не обязывает.
Боги, Дробжек, Стрелковский раздраженно качнулся на стуле, ешьте лучше ваш пирог и молчите. Когда вы начинаете показывать свою независимость и готовность исчезнуть в любой момент, у меня возникает желание вас отшлепать.
Она хмыкнула, и в звуке этом отчетливо прозвучало: «Ну попробуйте». Открыла рот, чтобы что-то возразить, но не успелаИгорь аккуратно пересел к ней на кровать, подтянул к себе и обнял.
Черт, сказал он ей в шею, проводя ладонью по боку, я чувствую ваши ребра. Я как-то привык уже к тому, что вы мягкая, Дробжек, и я не рискую ушибиться о кости или сломать пальцы, обнимая вас. Будет повару работа. Вы вставать сейчас можете?
Могу, голос ее был тихим. Игорь гладил по выступающему позвоночнику кончиками пальцев, и северянка замерла, положив голову ему на плечо. Но руки-ноги трясутся. Восстановлюсь. Мышцы нарастут. Главное, чтобы не жир.
Ну, будете еще мягче, Игорь не удержался, сжал ее грудьувы, и правда стала меньше, и капитан ответила смешком:
Потеряли любимую игрушку, полковник?
Напряжение и неловкость последних минут вдруг испарились, стало весело.
Ничего, сказал он, с неким даже озорством заглядывая в ворот рубахи, кормить будетевырастет. Хотя и так, Игорь погладил мягкое полушарие, снова сжал, и глаза Люджины потемнели, губы приоткрылись, хорошо. Дробжек, твердо произнес он ей в губы, больше никаких перестрелок, никаких заданий. Будете сидеть дома.
Вы такой смешной, Игорь Иванович, пробормотала она снисходительно. Все время думаете, что я хрустальная. Не развалюсь. Я пока еще сотрудник Зеленого крыла. И уходить не собираюсь.
Он стиснул ее сильнее.
Тогда будете в кабинете сидеть, Дробжек. Или в отпуск отправлю долгосрочный. Или вообще уволю.
А это уж как вы пожелаете, Игорь Иванович, согласилась северянка весело. Ваше право. Я тогда обратно к полковнику Тандаджи попрошусь.
Скрипнула дверь. Они повернули головына пороге стоял Тандаджи собственной персоной и разглядывал их с каменным выражением на лице.
Выздоровление идет полным ходом, как я погляжу, с едва заметным ехидством произнес он. Капитан покраснела, отстранилась, и Стрелковский, с укоризной посмотрев на тидусса, пересел обратно на стул.
Доброго дня, полковник, невозмутимо поздоровался Игорь, присаживайся. Какими судьбами?
Пришел лично убедиться, что вы не при смерти, Тандаджи аккуратно сел на стул, сложил руки на коленях. Убедился. Теперь надо дождаться выписки.
Мне говорят, еще дня три минимум, Майло, с сожалением ответил Игорь. Разве что ты раньше организуешь нам транспортировку в Рудлог.
Организую, легко согласился Тандаджи. Запрос одобрили, так что сегодня вечером или завтра с утра переведут вас в Иоаннесбург. В Королевский лазарет.
И нужно что-то решать с гвардией.
Тидусс легко улыбнулся.
Решили уже. Гвардия остается в замке по личному распоряжению Бермонта. Он сказал: «Жена у меня есть, королева у страны есть, не вижу причин отзывать гвардейцев». Я поставил Осинского командиром, будут при королеве, заодно и сведения нужные соберут. А тебя, Игорь Иванович, работа ждет. Судя по всему, он взглянул на красную Дробжек, в кабинет ты вернуться уже можешь. Хотя бы на полдня. Вот из лазарета и будешь ходить. А то я как-то привык уже к тому, что работа по внешней разведке на тебе и что я могу периодически ночевать дома. И, честно скажу, сейчас дел очень много. Супруга меня две недели почти не видит и грозит взорвать Управлениеона несколько взбудоражена из-за беременности. А мне очень не хотелось бы привлекать ее за терроризм.
Серьезная угроза, кивнул Игорь с улыбкой. Завтра я буду в Управлении, Майло. А капитан, ты уж извини, пока на работу не выйдет. Может, и вообще не выйдет.
Сначала напиши запрос на перевод в твое подразделение, ледяным тоном сказал тидусс. А потом уже решай. А вы, капитан, обратился он к Люджине, не хотите ли остаться на оперативной работе? В службе внутренней безопасности?
Я, господин полковник, с Игорем Ивановичем останусь, твердо сказала Дробжек.
Конечно, сухо ответил тидусс и удовлетворенно качнул головой. И добавил с иронией: Но если он вас уволит, приходите ко мне. Для вас место всегда найдется. Вы отлично справляетесь с самыми сложными заданиями.
Стрелковский сощурился, Тандаджи ответил ему невинным и равнодушным взглядом. Дальше разговор зашел о текущих делах. Господа полковники сильно увлеклись импровизированным совещанием и еще долго бы общались, если бы в палату не заглянул врач и непререкаемо не приказал посетителю удалиться, а пациентамразойтись по своим койкам. И не испугали старого доктора ни ледяное недовольство одного рудложского полковника, ни раздражение другого. Его делолечить, а эмоций за свою жизнь он насмотрелся столько, что они уже не трогали.
Глава 2
1218 декабря, Иоаннесбург
Марина
Горе бывает разным. Кто-то носит его в себе, как Ангелина, и оно изъедает ее изнутри, прорываясь болью в глазах, упрямо вздернутым подбородком и болезненной бледностью. Кто-то, как Каролина, выплескивает его вовне, растворяя в скипидаре и раз за разом упрямо рисуя солнечно-желтым и улыбчивым образ нашей Пол, распахнувшей руки, хохочущей, стремящейся навстречу, словно собираясь обнять или защекотать зрителя. Алина рыдает и твердит свои формулы или уходит на мороз гулять с высоким крепким парнем, готовым защитить ее от всего мира. Наш отец спасается от тяжести, помогая нести ее родным.
Мое горе имело вкус злости и табака, стучалось в виски головной болью, выворачивало наизнанку и склеивало ресницы сольюно слезы не приносили облегчения. Отсутствие Полины ощущалось как нехватка дыхания, невозможность вдохнуть полной грудью. Мы жили, привычно чувствуя друг друга, как младенец в утробе матери ощущает биение ее сердца, только мы слышали вибрации пяти родных сердец. И без одного из них было страшно, тягостно и непривычно.
Видимо, за семь прошедших лет наша связь стала крепчеили мы стали сильнее? Когда ушла мама, ощущения были куда терпимее. В понедельник же, во время операции, которая, по счастью, подходила к концу, меня будто ударило лопнувшей струнойтолько боль была намного сильнее. Сразу пришло осознание, что Полины на Туре больше нет, окружающее поплылои я только успела шагнуть в сторону, чтобы не свалиться на склонившегося над пациентом Эльсена.