Настоящая Любовь - Нина Князькова

Нина КнязьковаНастоящая Любовь

Глава 1

Кардиология мой дом, мой свет и мать моя родная.

 Любка, давай скорее. Там с аварии привезли.  В сестринскую заглянула Верка.

Я быстренько свернула свое желание попить чай и поспешила в отделение. Яэто старшая медсестра отделения кардиологии областной больницы: Любовь Романовна Безглазова, и без меня ни один инструмент не попадет в руки наших ювелиров-хирургов.

 Сколько?  Спросила, набегу надевая маску.

 Двое. Мать с сыном. На ней две царапины, а у ребенка ушиб грудной клетки, два раза сердце заводили, пока реанимация ехала. Алексей Климентьевич говорит, что оперировать нужно немедленно. Ребенок с патологией был, на следующей неделе плановая операция на сердце у нас должна была проходить. А видишь, как оно вышло.  Причитала бегущая рядом Верочка.

 Беляевы?  Вдруг остановилась я, сообразив, о ком речь. Она часто закивала. Я мысленно застонала. Там и так сложный случай, ребенок почти все время на ИВЛ находился, так еще и стрессовая ситуация и ушиб. Алексей прав, оперировать нужно сейчас.

 Люб, давай быстрее. Счет на секунды.  Рыкнул светило областной медицины, на которого уже натягивали перчатки.

Быстренько вымыла руки, привычно нажала на кран локтем, позволила одеть мне перчатки и встала на свое место у стола с инструментами. Сегодня двадцать два года ровно, когда я ступила на эту скользкую дорожку под названием: «Подай зажим, принеси салфетку». В последние шесть я еще и периодически ассистировала Леше в связи с острой и хронической нехваткой медперсонала.

 Давление падает.  Анестезиолог четко контролировал ситуацию.

 Ждем критического момента, потом колем. Мне нужно ушить перегородку.  Спокойно отозвался кардиохирург и вдруг спросил.  Люб, что видишь?

 Желудочек, если расширить сосуд, заработает сам в полную силу.  Отозвалась, подавая расширитель.

 Умница.  Пробормотал он, и принялся за дело.

Я, затаив дыхание, следила за его работой. Ювелирной. Доля миллиметра хоть в какую-то сторону, и все. Алексей протолкнул расширитель, плотно вставив его в стенки сосуда, и в несколько коротких взмахов прикрепил перегородку

 Можно колоть.  Разрешил он, выдохнув.  Люб, выживет?  Привычно спросил он.

Я вдохнула.

 Леш, я не талисман бригады. Я медсестра.  Напомнила, подавая нужные инструменты без напоминаний.

 На вопрос ответь.  Рыкнул он.

 Выживет.  Кивнула.  Свою жизнь положу, а его сердце будет биться.

Почувствовала, что в груди несильно кольнуло. Эк, я распереживалась. Однако, ребеночка было бы очень жалко, если что. У каждого врача, который находился сейчас здесь, в операционной, было свое личное кладбище. У каждого. Мы тоже не железные, и за каждого, кто ложился на этот стол, готовы были жизнь отдать. Особенно за детей. Но жизнь отдать сложно, когда уже поделать ничего нельзя. Я прекрасно помню, как выла в подушку после первого «потерянного» пациента. Помню, как совсем еще юная Верочка дрожала в углу, пытаясь сдержать рыдания Помню, как Алексей нервно курил, после каждого такого случая. Костя, анестезиолог, пил разбавленный спирт. Молча. И сейчас мы все это переносили молча после первого раза. Мужики никогда не плакали, не могли, наверное. Нам, бабам, в этом плане легче. Хоть выреветься можно. Но тоже уже не могли, почему-то. Смозолили слезные железы, наверное.

 Операция прошла успешно.  Проворчал Алексей и вышел из операционной.

Привычно убрала все инструменты в лоток, который уйдет на стерилизацию.

 Кость, в реанимацию его, и медсестру толковую из ваших поставь.  Попросила.

Костя, крепкий тридцатилетний парень кивнул. Оставила приборку Верочке и толкнула дверь.

 Тебя ничего не смутило во время операции?  Леша снимал стерильную накидку.

Сняла перчатки и выбросила в ведро.

 Давление падало быстрее, чем обычно, а сам пациент был слишком слаб после перенесенного стресса.  Кивнула, понимая его опасения.  Леш, он выживет. Он один у матери, она же без него изведется. Я присмотрю ночью. Ты домой?

 Нет,  покачал он головой.  Останусь сегодня с вами дежурить.

 Мамочкин снова решил подмениться?  Вскинула голову.

 Третий раз за месяц.  Поморщился он.  И он Лавочкин.

Я скривилась. Да хоть Палочкин, маменькиным сынком, которому все и всюду должны, он от этого быть не переставал. Не был бы сыном именитого профессора, давно бы его из медицины убрали. Поэтому наша бригада и брала на себя почти все операции, и ответственность за их исход тоже.

 Где мать ребенка?  Спросила, смывая перчаточный тальк с руки.

 В комнате ожидания была.  Он тяжело вздохнул. Не любило у нас светило кардиологии с родственниками разговаривать.

 Я поговорю, Леш. Иди, отдыхай.  Потрепала его за плечо. Он благодарно улыбнулся.

С Алексеем мы были знакомы с института, он учился на кардиолога, я осваивала сестринское дело. Именно он заразил меня идеей спасать людские сердца. Такие хрупкие и в то же время абсолютно совершенные. Мы с самого начала сработались с ним, и после всегда стремились работать в одной бригаде. Вот только друг за двадцать два года умудрился завести семью и двух сыновей, один из которых сейчас активно грыз гранит, завещанный Гиппократом. А вот я У меня даже рыбок не было, потому что сдохли бы с голоду. Родители жили за городом у старшей сестры, дом которой полная чаша, а я жила в родительской квартире одна. Ну, как жила Спала я там. Иногда. По средам и субботам.

 Кто Беляевы?  Осторожно спросила, входя в комнату ожидания.

 Я.  Тут же вскинулась худенькая девушка, которой едва ли было больше двадцати пяти.  Как он?

Я подошла к ней.

 Операция прошла успешно.  Обрадовала ее.  Но ваш сын очень слаб, поэтому будем ждать. Критический моментэта ночь. Но, думаю, он выстоит.

У женщины задрожал подбородок, и она вдруг набросилась на меня с объятиями. Вот потому Лешка и не любил вот это все.

 Спасибо. Спасибо вам. И хирургам спасибо. Я знаю Я знаю, что вы, Любовь Романовна, волшебница. Спасибо. Да храни вас бог.  Она разрыдалась.

У меня сердце нервно сжалось. Я подозвала медсестру из приемной и попросила накапать чего-нибудь успокоительного. Главное, самой не разреветься в такой ситуации, а то прецеденты были. В сестринскую я попала только через полчаса. Верочка уже разливала по кружкам чай.

 Люб, ты сегодня бледная какая-то.  Прокомментировала она, когда я тяжело опустилась на стул.

 С мое поживи, такая же будешь.  Я откинулась на спинку.

Я вообще по жизни странно выглядела. Белая, просто жемчужная кожа, зеленые глаза и темные волосы. Сейчас это все дополняли темные круги под глазами и возрастные морщинки. Вурдалаки из сказок удавились бы от зависти.

 Вообще-то, тебе всего сорок с копейками. Сорок один, кажется? Самый расцвет.  Подмигнула она.

Я поежилась, делая глубокий вдох. Почему-то было ощущение, что кислорода не хватает.

 Не знаю, о каком расцвете ты говоришь, а мне уже помереть хочется от всего этого. Устала я.

 Люб, а ты когда в последний раз отдыхала?  Подозрительно спросила женщина в голубом костюме.

Пожала плечами.

 Двадцать шестого, кажется. Это, если полноценно. А так, еще домой на полдня уезжала, да и здесь спала сколько-то.  Припомнила я.

 Люб, сегодня двенадцатое.  Укоризненно напомнила мне коллега.

Я нахмурилась. А я-то думаю, чего я так устаю Нужно перерыв взять хоть на один день. Сердце вновь неприятно кольнуло. Потерла грудь и потянулась к чаю. Что-то не так со мной сегодня, и чувство тревожности не отпускает

 Люб, ты чего?  Вера настороженно разглядывала меня.  Болит что-то?

А на меня вдруг волной нахлынул дикий ужас. И все, потому что протянутая левая рука перестала меня слушаться. Ничего не могу сделать. Ничего. И сердце отчаянно стучит где-то в горле. И боль все нарастает с каждым ударом. Сглотнула, попытавшись успокоиться.

 Вер, зови Лешу. У меня приступ, кажется.  Я уже чувствовала существенное онемение конечностей, типичное для таких случаев, и сильнейшую боль в груди. Как же я не распознала признаки раньше? Ведь были, были же  Быстрее.  Задыхаясь, поторопила запаниковавшую медсестру.