Боюсь, нет, ответил Михаэль и показал девушке на вязь защитного поля. Оно расходилось полукругом от врат, и было старое, времен стражей, старое и простенькое. Блокировало всего несколько элементов вязи, но характерных именно для орденских заклинаний. Захват души отключился, едва его святейшество ступили внутрь поля.
«И никак к жизни не вернуть. Ладно душу призовем обратно, а захват кто делать будет? Хоть бы доработал на случай блокировок, как же так? А все же странная блокировка. Старая, а на наш орден. Почему?»
Михаэль не понимал, на кой черт понадобилось ставить защиту от людей, что еще не появились на свет: орден возник только после гибели четвертого стража. Или исчезновениякому как больше по душе. Странно, конечно, возник: ниоткуда, вдруг, сразуи в личную охрану короля, но об этом можно было подумать и потом. Как действовать дальше? Глава экспедиции мертв, осталось троенаемник, колдунья и монах, который бесполезен в практическом смысле, но способен наизусть пересказать двенадцать томов энциклопедии.
Троица начала спорить. Офелия хотела двигаться впередее волновала судьба сестры, Михаэль сомневался. Корягу интересовал чисто практический вопроскак без Авектуса, который годами изучал историю стражей и карты, вообще можно что-то отыскать.
Я мог бы у-узнать артефакты, наверное, неуверенно, слабым, прерывающимся голосом заметил Михаэль.
Ответили ему лишь взгляды, полные скепсиса, и винить соратников было сложно.
С самого начала Михаэлю казалось ироничным, что выбрали его. Всю свою сознательную жизнь монах проповедовал людям учение Утереила, но чем больше Михаэль старался, тем больше народ отворачивался от церкви. В конце концов, и вера монаха стала таять, будто весенний снег. И вот экспедицияшанс показать мирянам, что все было по-настоящему. И вот шанс его, Михаэля, показать, что он шел не зря, что он хоть как-то полезен. Это выглядело приятным и новымстать из пустого места всем?
«Я проповедник! Что я могу? Что мы втроем можем? Это даже не опасно, это смешно. Не лучше ли, безопаснее вернуться? Собрать новую экспедицию. Или уже не дадут? Или отправят других? Будет еще такой шанс? И что я буду делать, когда вернусь? Когда уже самого тошнит от религии! Нет, нет, разве я для себя сюда шел? Разве не для тех, кто утратил веру?»
Я мог бы узнать щит, повторил громче монах, и помню карты. Плохо, конечно. Плохо, он поморщился, нет, дети мои, возвращаемся, это и впрямь глупо.
А м-моя сестра?
Дитя мое, ты знаешь.
Прелестный выбор. Тогда в-веди.
Дети мои, вы осознаете, насколько мы рискуем? Михаэль уже пожалел о своем предложении. Нас трое, а я плохо помню карты.
Коряга задумчиво кивнул. Офелия пожала плечамидля нее жизнь была предельно простой: из вариантов «делать» или «не делать» сирена старательно выбирала первый, будто игрок, который в рулетке всегда ставит на черное.
Хорошо, монах помолчал, словно искал лазейку в этом единственном слове. Хорошо, идем, но, пожалуйста, прошу вас, обещайте слушаться. Там много чего. А, чего я не знаю еще больше.
Михаэль бледно улыбнулсяон все сильнее сомневался в успехе предприятия, и, похоронив рыцаря, троица направилась шахте. Вблизи каменные врата производили тяжелое впечатление: маленькие издали детали узора вырастали больше человека, петель было и вовсе не достать. Монах задрал голову вверх и не увидел конца враттолько отвесную, жуткую стену. И знак наблюдения?
Михаэль вздрогнул. Знак был старый, как и блокировка, времен стражей. Тяжелого, громоздкого исполнения, а до сих пор следил за входом, будто верный часовой.
Не бойтесь, дети мои, это просто смотровое заклинание, успокоил остальных монах.
Офелия покачала головой.
Я б-боюсь другого, ответила девушка и вошла в просвет между створками. Михаэль двинулся следом. Он не знал, что имела в виду сирена, но знал, чего боялся сам: пустышки. Четвертый страж пропал здесь более трехсот лет назадон мог просто уйти; щит давно могли забрать; наконец, вся легенда могла оказаться вымыслом. Михаэль последнее время так и считал, вот и сейчас, погружаясь в темноту пещер, он вспоминал старую поговорку о корабле, который пытался куда-то плыть без моря.
Монах и Офелия скрылись за вратами, и только Коряга медлил. Наемник с грустью оглянулся назадна шахтерский городок, ельник, серое небо. Казалось, мужчина осознал, что может видеть все это в последний раз.
Силло? крикнул Михаэль из темноты.
Коряга невесело улыбнулся и двинулся на звук.
И не было дружбы крепче дружбы стражей, и не было славы большей, чем гремела о них. Дети мечтали повторить их судьбы, грезили женщины о них ночами. Но годы шли, и лавры стражей начали меркнуть. Дряхлели тела, теряли силу члены, и лишь четвертый страж, как прежде, оставался прекрасным и молодым. Потому любил его народ земель наших более остальных и ставил ему памятники и храмы.
И возгордился четвертый страж, и потакал славе своей, и родилась через то в иных душах зависть и ненависть. Чем превозносил себя более четвертый страж, тем больше сказывалось бесстыдных людей, тем больше охотились они на братство и пыталися отнять их божественные дары. Горе им! На всякого, кто дотрагивался до святыни, обрушивался свет Утереила, и слепли они от жадности своей, и погрязали в забвении.
И возник следом раздор промеж самих стражей, и ушли они друг от друга в разные стороны. Первый и второй на юг, третийна север. О четвертом же не слышали почти десяти лет, пока не пропали былые друзья в северных шахтах.
Первые уровни оказались чистенькие и хорошенькие, как покои принцессы. И студеныегораздо холоднее поверхности. Впрочем, Михаэль все равно быстро уставал. От груза ныли плечи и ломило спину; лицо щекотал соленый пот.
«Зачем я только брал с собой лампу? Ладно бы печь, но лампу? Я же монах, я могу наколдовать пламя, а таскаю с собой тяжелую масляную лампу. На сколько ее хватит? Час? Два? Олух. Динозавр. Старый, глупый динозавр».
Шел отряд гуськом: вперед Коряга, затем Офелия и монах. В его голове отдавались звуки шагов, и Михаэль недовольно морщилсяказалось, они будят этим грохотом древнее зло? Темноту? Сирена выпустила вперед заклинание света, и оно порхало изящной ласточкой, прогоняя мрак пещер. Михаэль только и видел, что спину девушки да лунные блики на стенах.
Убитых пока не нашлось, но пахло странно, алхимической лабораторией. Пыль на полу тоже лежала страннаятемно-красная, точно сухая кровь. Михаэль было неприятно туда наступать.
В ноги опять ткнулись старые рельсы для тележек. Михаэль успел их возненавидетькаждый раз они возникали из ниоткуда, как грабли на монастырском огороде, и норовили ударить монаха в лоб. Рельсы, шпалы, рельсы, шпалы; брошенные тележки с рудой.
Уже на втором уровнев заросшей фосфорными грибами оранжерееобнаружилась пирамида из камней. Михаэль проверил силовые линии на предмет заклинаний и сам начал оттаскивать в сторону тяжелые, как гранит, камни. Дышал монах хрипло, трудно и временами замечал на себе скептические взгляды остальных.
Помочь? участливо спросил Коряга. Михаэль покачал головой и стал еще быстрее разбирать конструкциюточно боялся показаться немощным, бесполезным стариком. И в самом деле боялся. И в самом деле был этим бесполезным стариком, который ничего за свою жизнь не совершил, ничего не добился.
Ничего. Если не найдет щит.
Михаэль в отчаянии отбросил очередной камень и увидел зачарованный пенал:
«Два этажа проверены мной, угроз или следов оных не обнаружено.
Смотрящий знак, что был над вратами, я подчинил себе, дабы знать о возможных гостях, кои, боюсь, не замедлят вскоре прибыть. Управляющий элемент размещен в машинном зале первого этажа.
Он-н кого-то ждал? спросила Офелия. Пенал, поле за-защитывязь та же.
Михаэль посмотрел на девушку и вытер с лица виноградины пота.
Смерть, донесся голос Коряги. Говорил он сипло, тяжело, как из тисков.