Я не хочу обидеть мистера Аберкромби, но эта картина просто не стоит таких денег. Единственное, чем она может напоминать более достойную работу – это поразительное сходство объекта с изображением на голограмме с Байндера X, которая была продана около двух лет назад, за 150 тысяч кредитов.
Аберкромби развернулся в мою сторону.
– Говоря «объект», вы имеете в виду модель?
– Да, друг Малькольм.
– И вы видели эту модель раньше? – допытывался он.
– Не уверен, друг Малькольм, – ответил я. – Я заметил разительное подобие натуры на этой картине и на голограмме с Байндера X. Но я видел сходное изображение и на патагонской картине, а Патагония IV была покинута за 308 лет до рождения Килкуллена.
– Вам, наверное, все люди кажутся одинаковыми, – предположил Аберкромби, и мне показалось, что он напряженно следит за моей реакцией.
– Нет, друг Малькольм, – ответил я. – Я нахожу человеческие лица вполне различимыми. Иначе я не выбрал бы искусство скопления Альбион своей специальностью.
Он задержал на мне долгий взгляд. Я чувствовал его внутреннюю неприязнь, хотя не мог найти ей логическое объяснение. Наконец он обратился к Рейберну.
– Я хочу переговорить с вами, – сказал он. – Наедине.
– Почему бы нет? – откликнулся Рейберн и повернулся ко мне. – Не пойти ли вам к мадам Чонг, Леонардо? Я вернусь через пару минут.
– Хорошо, друг Гектор, – сказал я и вернулся в главную галерею, радуясь, что наконец избавился от малоприятного присутствия Аберкромби.
– А где Гектор? – поинтересовалась Тай Чонг, увидев меня одного.
– Беседует с мистером Аберкромби, у которого я, похоже, вызвал глубокую неприязнь, – объяснил я. – Но право, я ничем не оскорбил его, Достойная Леди.
– Уверена, что нет, – успокоила она меня. – И очень надеюсь, что вы не станете судить обо всех людях по сегодняшнему вечеру.
– Я вообще их не сужу, Госпожа, – ответил я.
– А стоило бы.
Она замолчала, рассеянно глядя, как уходит по умеренной цене маленький трехмерный космический пейзаж с Тамаалики II, и как продают раннего Камати, несколько дороже, чем я предполагал, ибо он не отличался изяществом линий. Затем вернулся Рейберн, с забавным выражением на лице.
– Ну? – потребовала объяснений Тай Чонг.
– Он только что сделал самое идиотское предложение из всех, которые мне приходилось слышать!
– Что именно? – спросила она.
– Сейчас, – ответил он и взглянул на меня. – Леонардо, я хочу знать правду, и немедленно: что вы думаете о Малькольме Аберкромби?
– Я думаю, что из‑за аукциона он, вероятно, находится в состоянии значительного нервного напряжения, друг Гектор.
– Бросьте, – фыркнул Рейберн. – Я же сказал – правду.
– Я думаю, что он – узколобый ксенофоб с совершенно недостаточным знанием современных цен на рынке искусств, – произнес я, почувствовав, как приобретаю Оттенок Абсолютной Честности.
– Это уже похоже на правду, – со смешком подтвердил Рейберн. – Он о вас думает еще хуже.
– К делу, Гектор, – раздраженно сказала Тай Чонг.
– Дело в следующем, мадам Чонг, – сказал Рейберн. – Малькольм Аберкромби только что предложил галерее Клейборн на выбор: набросок тушью раннего Сабаи либо пятьдесят тысяч кредитов.
– За что?
Рейберн довольно ухмыльнулся.
– За неделю работы Леонардо.