Спасибо, сказал Чарена.
2.
В столице бессонница отступила. Но Адил не забывал про нее, чувствовал, не ушла, а лишь затаилась. Любой резкий звук будил, а вновь заснуть было трудно, тревожные мысли кружились и жалили. Но не сравнить с ночами в лаборатории да и в любом другом месте.
Вчера он позвонил Мели, и она сказала: «Рада, что тебе лучше». Адил знал, что ей уже пришли вечерние показатели: он не пропускал ни одного сеанса наблюдений, а Мели в тот же день получала все данные. Она же его куратор. И, разговаривая по телефону, наверное сидела над распечаткой, всматривалась в кривые линии электрограмм, сверяла цифры.
Но ни ей, ни себе Адил не мог объяснить, что ему помогло. Здесь не было бескрайних лесов, чистого воздуха, запаха хвои. Не было успокаивающего влияния природы. Но не было и того, чем славилась когда-то столица: шумных улиц, уютных кофеен и огромных ресторанов, площадей и скверов, где поэты читали стихи, а влюбленные клялись в верности у фонтанов. Все это исчезло еще до рождения Адила, осталось лишь на выцветшей пленке довоенных фильмов. Да и кто бы сейчас стал читать стихи в скверах? Штатских давно уже эвакуировали отсюда.
Столица опустела, превратилась в город-призрак. Жил только центр: башни, укрепленные магией и сталью, опутанные сетью лестниц и переходов, поднимались к небу и вгрызались в землю. Здесь обитало правительство, собирался выборный совет, здесь располагался главный военный штаб. Беспокойное, гудящее от напряжения место. Повсюду камеры, дымоуловители, датчики движения и мигающие огоньки сигнализации. В комнате, где ночевал Адил, не было окон, воздух тихо шипел за круглыми решетками вентиляции, а аварийную лампу нельзя было выключить, она мерцала над дверью.
И все же именно здесь Адилу удавалось выспаться.
Таким сосредоточенным и бодрым он давно уже себя не чувствовал, хотя встал сегодня затемно. Командующий приказал до общего совещания подняться в западную правительственную башнюнеблизкий путь. Вверх на лифте до нулевого этажа, потом по лестницам, через три автоматические двери; затемкрытый переход, стальная труба высоко над землей; а потом снова лифт, почти до крыши.
Командующий ждал у окнаовального, окованного стальюи не обернулся, услышав шаги. Адил подошел, отсалютовал, молча остановился рядом. Там, за стеклом, всходило солнце. Выхватывало из мрака очертания заброшенных районов, улиц, перегороженных защитными стенами. Преломлялось на блестящей поверхности башен, ошпаривало глаза алыми бликами. Так просто было бы изменить зрение и смотреть на солнце не моргая, но к чему это сейчас? Иногда нужно оставаться обычным человеком.
Адил сощурился, отвернулся от окна и взглянул на командующего. Рассвет спрятал седину в его волосах, но сделал лицо жестче, а морщины глубже. На синем воротнике кителя переливались серебряные нашивки.
Ночью пришли новые данные разведки, без приветствия начал командующий, и Адил кивнул, приготовился слушать. В северном блоке альянса большие успехи в модификации одаренных. Скоро можем столкнуться с сильными магическими отрядами.
Адил снова кивнул. Это не было неожиданностью. Сбежавшая десять лет назад научная группа, периодические дезертирства на фронте, маги, взятые на учет, но не доехавшие до обучающих центров, куда они все исчезли? Переметнулись на сторону противника. Альянс не может взять ни количеством, ни техникой, их ракеты и вертолеты сбивает новая артиллерия республики. А научная база у них всегда была сильнойнеудивительно, что все силы брошены на эксперименты с магами.
Об этом пойдет речь на совещании, продолжил командующий, поймав взгляд Адила. От нас потребуют усилить заградительные отряды и магическое присутствие.
На миг ожила детская мечта, Адил почти поверил в нее. Все звенья спецподразделений соберутся вместе и под его командованием отправятся на фронт. Найдут слабое место в обороне врага, ударят, изменят ход войны.
Нет, даже мечтать об этом трудно. Спецподразделения созданы для другого.
Вам скажут удвоить усилия. Командующий снова смотрел в окно, на слепящие блики в окнах соседней башни, на взлетающий с крыши вертолет. Возможно, решат призвать в армию тех, кто уже сочтен непригодными. И заново перепроверить всех потенциально одаренных. Но меня волнует другое. Сепаратисты.
Адил положил ладонь на стекло, оно было холодным, не нагревалось даже в самый жаркий летний день, тем более теперь, осенью. И мысли пусть будут такими же: холодными, спокойными. Даже когда старший по званию хочет немедленных результатов там, где нужно терпеливо выжидать и собирать информацию.
Звено «Разряд» нашло базу сепаратистов и внедрило агента, сказал Адил. Командующий уже знал это, читал рапорт. Ему нужно время, чтобы раскрыть всю сеть.
Джета, на совещании на вас будут давить. Командующий нахмурился, а потом в упор взглянул на Адила. Потребуют, чтобы вы бросили все силы на поиски неучтенных магов. Но вы не должны поддаваться. Ваша основная задачасепаратисты. Нужно уничтожить их в кратчайшие сроки, мы не можем воевать на два фронта.
Я понял, сказал Адил.
Не было смысла спорить. Если придется, его звенья справятся с обеими задачами. Давно пора возобновить поиски неучтенных магов, они могут прятаться и среди сепаратистов. Пусть бегут, от бойцов спецподразделения не скрыться. Сейчас, глядя на утреннюю столицу, он был уверен в этом.
Тоскливая тень бессонницы скреблась в груди, царапала изнутри. Но не могла заставить усомниться.
3.
Неужели правда здесь дом женщин? Трудно было поверить в это, сидя среди книг. Четыре длинные комнаты походили на хранилище времени: стеллажи поднимались от пола до потолка, корешки теснились на них, стояли плотно. Узкие столы почти всегда пустовали, лишь изредка то одна, то другая обитательница монастыря ненадолго появлялась, искала что-то в толстых томах или переписывала строфы на лист.
Но обычно Чарена был здесь один. Он устраивался под окном, читал и следил, как луч света движется по деревянной столешнице, а потом и вовсе исчезает.
Книги, так много книг. Порой Чарене казалось, что их не меньше, чем в Доме Слов. Но там, в западном крыле дворца, пахло хрустящей бумагой и чернилами, серебряные пряжки блестели на скрипучих кожаных переплетах, а свитки были завернуты в яркую парчу. Там бывало людно, шли споры, какие книги достойны украшать дворец императора, и нужно ли хранить тома с законами здесь или отдельно. Но, может быть, в дни, когда Чарена не приходил в Дом Слов, там было тихо? И кто-то также сидел, ворошил записи и искал ответы.
Книги здесь были старыми. Выцветшая краска на шершавых страницах, потрескавшиеся корешки. Чарена читал медленно, строку за строкой. Чужие буквы, те, которым научила его Мари, складывались в слова лхатони. Но новых знаков было слишком мало, и оттого родная речь казалась иссушенной, тусклой. Как и все в этом доме.
Чарена перевернул страницу, всмотрелся. Весь лист, от края до края, занимал рисунок: жрец или дух с затемненным лицом и перепончатыми крыльями. Алые капли срывались с когтей, разливались ручьем у ног. Сверху аркой выгибалась надпись: «Император Чарена в гневе».
Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться, не потревожить безмолвный покой комнаты. Перевел взгляд на соседнюю страницу. «Его темный образ, открывающийся немногим», так там было написано, а ниже выстроились строчки гимнов, хвалебных и бессмысленных.
Зачем я здесь? Он выпрямился, взглянул на луч света. Тот уже сполз к краю стола. Они даже не спросили, как меня зовут.
Не спросили, а сам он не назвался. Для хозяйки монастыря и ее сестер-рабынь он был безымянными паломником, путником, ненадолго задержавшимся в их доме, ищущим что-то в древних сказаниях.
Он читал легенды. О первом императоре, спящем в невидимой гробнице, ждущем исцеления. О том, как он мог убивать взглядом и исцелять прикосновением. Как объединил страну и за одну ночь построил столицу. Он был могущественным, всесильным, и все же болезнь победила его. Причудливые сказки про юных красавиц, отважных воинов и коварных колдуний-старух. Столько историй, стихов и гимнов, и ни слова о волках.
Зачем мне читать это? Зачем знать, что обо мне помнят?