Его предки собираются вторую точку открывать, в крышку моего гроба вбивался новый гвоздь. Она уже Аликова будет. Он кооперативную квартиру в Москве хочет купить, иномарку подержанную Тебя что, «кандратий» хватил?
Всё в порядке, у меня нашлись силы ворочать языком, даже голос, кажется, не особо дрожал. Ну и когда?
Что когда?
Когда вы уезжаете?
Ну, кооператив-то ещё не куплен. И, вообще Пошёл он, урод!
Не понял
Ну, куда уж тебе в своих облаках наши проблемы понимать! Мокла бы я сейчас здесь кое с кем, если бы он мне нужен был?
Ты хочешь сказать
Я тебе не Татьяна Ларина!
Кожу обожгло. Голова закружилась. Ветер, моросящий дождь, чернильное небо исчезли. Была только её стройная фигура, заслонившая внезапно появившиеся созвездия. Её спутанные ветром и влажные от дождя волосы. Чуть приоткрытые губы. Ждущие глаза. Я набрал полную грудь воздуха.
Алла, я люблю тебя! говорил кто-то другой, я не узнавал собственного голоса. Только тебя! Если я уеду, я обязательно вернусь за тобой. Вернусь и увезу!
Вернёшься?
Обязательно вернусь! Через три года, через пять, через десять!
Я буду ждать.
Я шагнул к ней. Я видел только её губы и глаза. Зовущие к себе глаза.
Вдруг её взгляд изменился. Страх? Паника? Что с ней? Она увидела что-то за моей спиной? Что-то явившееся из чердачного лаза?
Тебя кто звал?! голос её дрожал.
Я попытался обернуться. Что-то ударило меня в спину. Что-то более сильное, чем порыв ветра. Я не смог устоять и полетел прямо на Аллу. Чудом я ухватился за мачту антенны. Пальцы скользнули по мокрому металлу. Я падал на выступавший из гудрона край кирпича. Последнее что я помнилчёрная тень и душераздирающий визг.
1
Осенний город похож на мертвеца. Особенно, когда в глаза настырно лезут праздничные витрины и неоновые вывески. Онипризрак. Призрак чего-то радостного и лёгкого. Призрак, который исчезает с очередной порцией промозглой измороси.
Я в сотый раз обходил площадь Курского вокзала. Дважды у меня проверили документы. Я отклонил полсотни приглашений войти в долю и согреться. Еле отвязался от различного возраста и пола попрошаек. Скоро на меня перестали обращать внимания и милиционеры, и выпивохи, и бомжи. Я превратился в часть осеннего ненастного вечера, такую же бесполезную, как мелкий дождь.
Ещё три часа назад я где-то жил, где-то работал. Меня любили. Обо мне заботились. Наверное, даже уважали, не обращая внимания на мои причуды. Я убежал. В который раз? Сбился со счёта. Моя жизнь череда побегов и передышек. От кого я бегу? Не знаю. За кем? Не имею понятия. Может за призраком? За каким-то неясным неоново-витринным образом? Образом, который и сам толком не представляю.
В который раз, там, где-то в другой жизни, которая теперь кажется сном, чьи-то порушенные надежды, оплёванная забота и скандальный исход.
Во внутреннем кармане лежат пять зелёных бумажек с портретом Бенджамена Франклинасумма, откладывавшаяся на что-то там жутко современное и необходимое в домашнем хозяйстве, паспорт, записная книжка, сигареты Стоп! Сигарет-то и нет! Я отступал слишком поспешно. Ещё бы, через три дня свадьба! Которая по счёту, и сорванная по моей вине? Сколько раз я уже, подобно призраку, исчезал из жизни привязавшейся ко мне женщины. Почему? Может, послать этот вопрос в интеллектуальное шоу? Их сейчас много. Пусть умные люди поломают голову.
Нет, срочно нужны сигареты! Когда выкурена последняя? Как только вышел из метро. А сколько кружу по площади? С ума сойти! Как только не окочурился до сих пор?! Закон подлостив кармане ни рубля. Только валюта Северо-Американских Соединённых Штатовмирового агрессора, как говаривали во времена моей юности престарелые лекторы.
Я оглянулся в поисках обменного пункта. Заветная красно-жёлтая табличка подмигивала с противоположенного конца площади. Измученный никотиновым голодом я поплёлся туда.
Не подскажете, где детская больница? сверкнуло что-то мне в лицо, когда я пере-считывал отечественные купюры, полученные за одного из Франклинов.
Что? я вздрогнул от неожиданности.
Передо мной стояла молоденькая цыганка, закутанная в цветастую шаль, с златозубой улыбкой на устах и тряпичным кулём в руках.
Больница? я спрятал деньги во внутренний карман. Я не местный.
Ой, беда на тебе, касатик, затараторила правнучка Земфиры. Большая беда. Сам ещё не знаешь. Враг у тебя сильный. Злой очень. И сглаз на тебе, и порча. Болезнь страшная рядом, я не успел и глазом моргнуть, как смуглокожая норна выдернула у меня волос. Ой, жалко тебя, касатик, она даже прослезилась. Ой, пропадёшь, молодой, красивый! Дай на молоко ребёночкувсю тебе правду скажу. Что было, что есть, что будет. Укажу завистника. Тысячу раз Любу вспомнишь! Тысячу раз спасибо скажешь!
Не понимая, что делаю, я достал сторублёвую купюру. Она мгновенно исчезла в лохмотьях младенца. Тут началось невообразимое. Соотечественница Будулая, говорившая до этого без малейшего акцента, вдруг перешла на тарабарское наречие, изредка разбавляемое с трудом различимыми обещаниями несчастий. Я понимал, что меня дурят, но ничего поделать не мог. Я беспомощно наблюдал то за сверкающими зубами цыганки, то за исчезающими в лохмотьях деньгами. Моими деньгами.
«Только бы до баксов не добралась!» засело у меня в мозгу.
Прохожие поглядывали на нас кто с сочувствием, кто с насмешкой. Милицейский патруль тактично отвернулся, заметив сеанс предсказания. Я зачарованно смотрел, как смуглая ладошка юркнула в мой внутренний карман и вытянула четыре оставшихся портрета второго президента США.
Ну, и долго тебя разводить будут? услышал я.
Рука цыганки застыла. Я повернул голову. Рядом стоял высокий, широкоплечий парень. Длинные тёмные волосы, нос с горбинкой. Правое веко слегка подёргивалось, отчего его карие глаза казались безумными. Он тряхнул волосами:
Положи, где взяла!
Доллары вернулись на место.
Всё забери! лепетала цыганка. Не нужно от тебя ничего! Уходи только! она выглядела испуганной, только смотрела почему-то на меня, а не на неожиданного заступника. Уходи подальше, Христом Богом молю!
Остальное! незнакомец кивнул на тряпичный куль.
Цыганка сунула мне пачку сторублёвок и бросилась бежать, лавируя между прохожими, подобно хорошему горнолыжнику на сложной трассе.
Так с ними и надо, сынок! одобрил пожилой мужчина. Отбились от рук. Работать не хотят.
Валил бы ты отсюда, дед, беззлобно ответил спаситель моих финансов. Цирк кончился.
Ты как разговариваешь, хулиган?! возмутился пенсионер. Да я тебе
Сказаноотвали.
Пыхтящий старик поплёлся прочь, бормоча что-то о молодёжи.
Спасибо вам, конечно, произнёс я. Но зря вы с ним так.
Когда тебя обувалион в сторонке стоял, а теперь подскочил. Стервятники!
Даже не знаю как вас
Потом поговорим, перебил незнакомец. Этот Нострадамус из Марьинского табора инквизиторов ведёт.
Я проследил за взглядом парня. Цыганка возвращалась. Уже без младенца, но с двумя патрульными.
Менты у них крышуют, скривил губы парень. Давай-ка ноги уносить. Не то нам такое предскажут
Я никогда не считал себя низкорослым, но незнакомец оказался выше чуть ли не на голову. Тем не менее, я мог только подивиться его умению растворяться в толпе. Я едва поспевал за скользящей тенью. Его никто не замечал. Зато я чувствовал себя голым посреди Первомайской демонстрации. Казалось, взгляды всей площади прикованы именно ко мне. Оглядываться я не решался, уже чувствуя между лопаток удар каучуковой дубинки и крепкий милицейский ботинок на копчике.
Мы проскочили несколько подземных переходов, пересекли бесчисленное количество грязных двориков и оказались С противоположенной стороны вокзала. У платформ Курского и Горьковского направления.
Теперь пусть поищут, хмыкнул незнакомец. Много она у тебя вытянуть хотела?
Пятьсот.
Пятьсот «зелёных»? План «Перехват» объявлять не будут, но поостеречься стоит, он на мгновение задумался. Действуем так: спускаемся внизподземные менты с уличными в делах бизнеса не контактируют, проскочим в метро, а тампрости-прощай! Разбежимся каждый к себе.