Город рос, перестраивалсяширился, припадая к земле. Шеренги старых многоэтажек уступали место особнякам с многослойными бук-крышами. Под террасами зимних садов оборудовались шахтные лифты, ведущие из подземных и полуподземных ангаров к взлетным площадкам для новомодных коптеров. Дороги пустели: автомобильный транспорт становился уделом ретроградов и бедняков.
Берег реки Соломбалки, вдоль которого некогда проходила наша деревянная улица, был огорожен высоким забором и представлял собой огромную строительную площадку. У распахнутых настежь ворот стоял двухэтажный автобус и несколько патрульных машин.
Прозрачный морозный воздух был густо пропитан запахом шаны. Приземистый полный мужчина из службы судебных приставов, лениво гонял по нижней губе электронную сигаретку с коричневым ободком вокруг фильтра. Из расстегнутой кобуры многозначительно выглядывала рукоять полицейского станера. Увидев, что я спешился, он недовольно поморщился и указал подбородком на табличку у входа: «Частная собственность. Не нарушать!»
Большинство старых домов были безжалостно снесены, оставшиеся стояли без электричества. Из труб не валил дым. Вместо дощатых причалов, эллингов и сарайчиков, до самого горизонта тянулась гранитная набережная.
Нашу квартиру я узнал по занавескам на окнах. Она лишилась части внешней стены. Как язычок пламени, из провала свисал край домотканого коврика, на котором всегда спала кошка Анфиса.
Я вновь ощутил себя брошенным, беззащитным, затерянным в чуждом мире без единой родной души на миллионы парсеков вокруг, и был так погружен в себя, что не сразу увидел самое главное: здесь еще жили люди. Их выгоняли из квартир и подвалов, вели под конвоем к центру двора, где было выставлено полицейское оцепление. В основном это были женщины и старики, все на одно лицо: оборванные, чумазые, закопченные дымом костра. Я доподлинно опознал по протезу лишь соседа по лестничной клеткеодноногого дядю Лешу.
Люди стояли плотной безмолвной массой. Перед ними выхаживал мой старый знакомыйгосподин Обертас. Он пристально всматривался в лица задержанных и делал пометки на листочке бумаги, заботливо упакованном в пластиковый планшет. Пару минут спустя, нестройная процессия двинулась к выходу.
Куда их? спросил я у пристава.
Этих-то? охотно откликнулся он, известно куда: в богодельню. А ты, собственно, кто?
Да мамка моя здесь когда-то жила. И я
Поня-ятненько
Охранник еще раз, с подозрением взглянул на меня. Причастность к военной форме с надписью «Космопоиск» над правым карманом, немного его успокоила.
Неплательщики, неохотно выдавил он, в общем, сам понимаешь
Женя, сыночек, Женечка! резануло по сердцу.
Я настолько стремительно обернулся, что чуть не упал.
Няня Альбина рвалась из толпы, прижимая к груди маленький узелок. Боже мой! Какой она стала маленькой!
Стоять!!! тенорок Обертаса сорвался на визг.
Он схватил ее за руку и потянул на себя. Со старенького пальто на землю посыпались пуговицы. Скрипнув зубами, я подхватил с земли кусок промерзшего грунта и с наслаждением приложился к сытой, румяной роже. Когда вражина упал, успел еще пару раз ударить его ногой. Потом в глазах потемнело и резкая, невыносимая боль порвала мое естество
Я очнулся от боли, с трудом разлепил веки. Пахло больницей. Сквозь занавески на окнах пробивался солнечный свет. В крохотном помещении неестественно громко звучали слова:
Перелом двух ребер, плюс сильный энергетический шок. Скорее всего, заряд был рассчитан на взрослого. Через три-четыре недели будет в строю.
Чке-е-е чке-э-э, зазвучало у доктора за спиной, а к-кто его так бил по лицу?
Не думаю, что полиция. Мягкие ткани не повреждены, так что, ничего страшного. Сейчас обезболим, и пусть воспитанник спит, приходит в себя.
Жало электронной иглы вонзилось в правую руку, хрюкнул дозатор, и по телу волной прокатилось блаженство.
Когда доктор ушел, Кугук выключил свет, потоптался у двери, потом решительно пододвинул стул, присел у изголовья кровати и требовательно спросил:
Пч-ч-ке-э-э?!
И я все ему рассказал: про няню Альбину и дядю Петю Зуйкова, про кошку Анфису и бедного Лобзика, про ненавистного Обертаса и свое появление на этой планете, одарившей меня домашним теплом, коротким, как здешнее лето. Говорил, срываясь на плач, захлебываясь словами, больше всего боясь, быть непонятым и осмеянным.
Старший прапорщик слушал, каменея лицом, ни разу не перебил. Только стиснул мою ладонь своей огромной лапищей, и молча ушел, даже не сказав на прощание своего знаменитого «чке-е».
Утромни свет, ни заряв палату ворвался господин Обертас: небритый, потерянный, жалкий.
Верни деньги, щенок, заорал он, сотрясая щеками. Верни деньги, и тебе ничего не будет!
На крики сбежался проснувшийся медперсонал. Незваного гостя с огромным трудом выставили за дверь. Честно сказать, я был поражен: откуда такая силища в его сухопаром теле? три человека еле-еле смогли оторвать его руку, вцепившуюся в спинку кровати.
Верни деньги, щенок! долгим эхом гуляло по коридору.
Ближе к обеду пришел следователь. Из тонко поставленных коварных вопросов и того, что случилось утром, я догадался: у моего врага очень большие домашние огорчения. Действительность превзошла ожидания: кто-то свел к нулевому уровню недостроенный особняк Обертаса, и выкачал всю наличность с его персонального счета в банке «Галактика». Энную степень защиты никто не взламывал. Съем денег производился с компьютера потерпевшего, из его личного кабинета на восьмом этаже городской мэрии. Как такое могло случиться в круглосуточно охраняемом здании, следователь для себя уже прояснил: злоумышленник взобрался по тыльной не просматриваемой стене, проник в помещение через открытую форточку и тем же путем вернулся обратно, а значит, согласно его версии, должен был обладать отменной спецподготовкой и очень маленьким ростом. Я под эти параметры подходил идеальнопо Архангельску ходило много легенд о супербоевиках из военно-космических сил.
Честного слова врачей, что прошлую ночь я пластом провалялся в кровати и что человек с двумя переломами не способен на подобные подвиги, для сыщика оказалось почти достаточно. Он снял кое-какие копии с моей медицинской карты, но все-таки упросил лечащего врача сделать в его присутствии спектральный анализ крови на наличие в ней транквилизаторов.
Громкое дело заглохло само по себе. Я, конечно, догадывался, кто был ночным мстителем, но как человек с габаритами старшего прапорщика смог пробраться через стандартную форточку? этот вопрос мучает меня до сих пор.
Я хотел его разрешить при первом удобном случае, благо такая возможность подвернулась уже через пару недель. Кости срослись, и за мной, отощавшим на больничных харчах, прислали из бурсы машину с неизменным Иваном Петровичем за рулем, но все мои попытки не то, чтобы задать вопрос, а просто вступить в разговор, решительно пресекались затрещиной. Даже спустя девять с лишним лет, после спецоперации на СЛ-009планете четвертого уровня, когда нас, изможденных, израненных, исколотых заточками заключенных, эвакуировал реанимационный челнок, он ничего не сказал
Увидев, что я задумался, старый Кристофер не стал торопить события.
Мистер Кэш, промолвил он в домофон, обращаясь непосредственно к клерку, распорядитесь, насчет закуски и позаботьтесь о том, чтобы нашей беседе никто не смог помешать, особенно врач. Вас это, кстати, тоже касается.
После столь многозначительной фразы хозяин шикарного кабинета, казалось, утратил ко всему интерес. Он тоже о чем-то задумался, замолчал, сидел истуканом в старинном кожаном кресле, барабаня по кромке стола. На безымянном пальце правой руки красовалась золотая печатка с монограммой «НП»«Небесный Пастух».
Для посвященных, это говорило о многом. Крупная партия золотых и серебряных украшений с такой гравировкой появилась на складе ювелирного магазина Высоцка в 2033 году, за неделю до землетрясения. Товар почему-то посчитали неходовым: всего-то успели продать чуть более сорока единиц. Так что стоил теперь этот перстень целое состояние и мало кто из местных аборигенов мог похвастаться таким раритетом.