Как будто огромный механический кулак врезался в горы с такой силой, что содрогнулись небеса, и раздался крик:
- Чудо!
Стена воды шла гордо и величаво к древним фантастическим причалам и поднимала останки судов, брошенных здесь тридцать веков назад, когда канал окончательно высох.
Поток повернул по руслу и поднял только что построенное судно, сияющее как утренняя заря. Все винтики и болтики были надраены до блеска, на мачтах развевались яркие флажки. Корабль, построенный на Земле, назывался "Ааронсон 1".
А на палубе его улыбался человек, носивший то же имя, улыбался, прислушиваясь к плеску волн за бортом.
И внезапно шум воды заглушил рев моторов летающих тарелок и воздушных мопедов. Они прибыли сюда в одно и то же время словно по волшебству, люди-птицы, парящие над горами благодаря заплечным реактивным двигателям, люди, зависшие над кораблем, словно сомневающиеся, что столкновение стольких судеб произошло по воле одного богатого человека.
Улыбаясь, Ааронсон звал их вниз ласково, словно своих детей, звал спуститься с небес и отведать его угощений.
- Капитан Уайлдер. Мистер Паркхилл. Мистер Бьюмонт.
И Уайлдер приземлился. За ним последовал Сэм Паркхилл - оказавшись на палубе, он сразу отбросил свой мопед и бросился осматривать приглянувшуюся ему яхту.
- Боже, - вскричал Бьюмонт, актер, трепыхающийся на ветру подобно бабочке. - Я неправильно рассчитал свой выход. Я появился слишком рано. Публика еще не собралась.
- Надеюсь, я смогу поаплодировать вам за всех, так что вы останетесь довольны, - крикнул Ааронсон и захлопал в ладоши. И затем объявил, увидев в небе нового гостя:
- Мистер Айкенс.
- Айкенс? - переспросил Паркхилл. - Охотник на крупного зверя?
- Он самый.
Айкенс начал снижаться быстро, словно коршун, готовый впиться острыми когтями в добычу. Он и в самом деле походил на коршуна - жизнь, которой он жил, закалила и отточила его, словно бритву. Снижаясь, он со свистом разрезал воздух, и вид у него при этом был такой, словно он жаждал жестоко отомстить этим людям, не сделавшим ему ничего плохого. У самой земли тормоза заскрипели и дрожащая машина опустилась на мраморную пристань. На поясе у Айкенса висел патронташ. Его карманы оттопыривались как у мальчишки, вышедшего из кондитерской, но вместо сластей в них были смертоносные пули и гранаты причудливой конструкции. В руках у него было ружье, напоминавшее выпавшую из рук Зевса молнию с клеймом: "Изготовлено в США".
Зелено-голубые холодные глаза на морщинистом, дочерна загорелом лице были похожи на кристаллы и улыбка казалась ослепительно белой.
Но земля почему-то не разверзлась, когда он приземлился.
- Лев рыщет по стране иудеев! - загремел голос с небес. - Узрите овец, обреченных на убой.
- Ради бога, Гарри, замолчи, - воскликнула женщина.
И еще два трепещущих на ветру воздушных змея с человеческой душой и уязвимой плотью зависли над яхтой. Ааронсон ликовал.
- Гарри Харпвелл.
- Узрите ангела господня, явившегося с благовещением, - взывал паривший в небе человек. - И благовещение…
- Он опять пьян, - заметила его жена. Она летела впереди, не оглядываясь на мужа.
- Мэгтан Харпвелл, - произнес Ааронсон тоном антрепренера, предоставляющего свою труппу.
- Поэт, - сказал Уайлдер.
- И его жена-ведьма, - добавил Паркхилл.
- Я не пьян, - оправдывался поэт. - Просто я неплохо выпил и душа моя парит в небесах.
И рассмеялся так, что люди, стоявшие внизу, подняли руки, словно защищаясь.
Снизившись, поэт, как жирный воздушный змей, кружил над яхтой. Он сделал жест, словно благословляя кого-то, и подмигнул Уайлдеру и Паркхиллу.
- Харпвелл, - произнес он. - Это великий поэт современности, который страдает в настоящем, живет в прошлом, крадет кости из могил старых драматургов, летает на своей новой машине на воздушной подушке и обрушивает на ваши головы сонеты.