Потом кража «дипломата» со ста тысячами долларов, направляемых в Москву. Эх Борюне представилось, как он бегает по улицам в расстегнутых штанах, домашних тапочках и с безумными глазами, рвет на себе волосы и кричит: «Я банкрот!»
Мотнув головой, Борис Тимофеевич отворил сейф, накапал себе, будто микстуры, дорогого коньяку и выпил одним глотком. Прислушался, как теплеет в груди, и еле сдержал подкатившиеся к глазам слезы. Так ему стало грустно и хорошо. И абсолютно безразлично, что же будет дальше.
Он и представить себе не мог, что теперь будет дальше. Был бы брат рядом, он бы посоветовал. Впрочем, и Кислый перед исчезновением стал допускать промашки. Говорил, что в Москве вопрос радикально решит, даже братков в столицу заслалс оборзевшим депутатом разобраться. Так ведь облом вышел! Братки вернулись с печальными вестямипланировавшееся смертоубийство сорвалось по совершенно идиотской случайности. Правда, к изумлению Вертякова, ни по одному из центральных каналов ни слова не было сказано о покушении аж на депутата Государственной думы. Это тоже настораживало.
И не зря.
Мелкий государственный бандит из далекого таежного городка, несмотря на непомерное честолюбие и видимое влияние в провинциальных кругах, и представить себе не мог, в какое дерьмо он вляпался. Александр Николаевич Михайлов играл на таком уровнемного выше законодательных органов страны, что за благополучие и жизнь сибирской сошки, некоего Вертякова, никто не дал бы теперь и понюшку табаку.
Когда депутату Михайлову сообщили, что дело о покушении закрыто, он вздохнул свободно. Но не преминул задать вопрос: а кто же все-таки стоял за неудачливыми стрелками? Ему доложили, что столичные к этому делуникаким боком. Все «наседки», «кролики» и прочие стукачи в один голос донесли, что московский криминал в этом деле не замешан. Политических противников органы тоже «пробили»ни ухом ни рылом. Следовательно, концы нужно было искать в прошлых делах, скорее всего, в региональных. Но единственный регион, с которым г-н Михайлов имел дело, Томск.
Или Амжеевка
Таким образом, противники поменялись местами: теперь уже Вертяков был приговорен. Но не подозревал об этом.
Впрочем, он был из тех, кто опасность чует лучше, чем кошкамясо.
Он шкурой ощущал, что из Москвы исходит серьезная угроза, но досконально разобраться и встретить опасность лицом к лицу он не мог и не хотел. Поэтому дрожал и нервничал, срывая зло на подчиненных.
Элла! Где ты там?
Я здесь, котик. Что ты так разволновался?
В дверь заглянула бессменная помощница главы районной администрации. Элла Арнольдовна, впрочем, была не просто секретарем-референтом. За годы совместной работы она стала подельницей. И если чтозагудела бы она по той же статье, что и шеф, пожалуй. А может, и посерьезнее.
Кроме того, она имела и другой подход к шефу. Ее проворные губы приносили ему расслабление и уверенность в том, что все проблемы в конце концов благополучно разрешатся. И дважды в день секретарша опускалась на колени у мягкого кресла начальника и расстегивала ему ширинку
Впрочем, в последнее время она, похоже, тоже начала борзеть, понимая, что удача куда-то упорхнула и земля уходит из-под ног ее босса. Выбила солидную прибавку к жалованью, а кроме домашнего кинотеатра вытребовала DVD-установку с караоке себе в приемнуюи теперь Борису Тимофеевичу в отсутствие посетителей приходится слушать из-за стенки ее писклявые завывания: «Нас не догонят!» или «Миллион-миллион-миллион алых роз» А еще и фамильярничать себе позволяет в служебное время.
Котик
Ты с кем меня соединила, Элка?
А что? покачивая бедрами, Элла Арнольдовна подошла к Вертякову и встала подле так, чтобы ее пухлые, но приятные коленочки уткнулись прямо в бедро Бориса Тимофеевича.
Он тут же начал возбуждаться:
А ничто, дура ты старая! Неужели разучилась различать порядочных людей и бандитов отмороженных, подонков и сволочей?!
Так у нас все звонки от порядочных сволочей, скаламбурила секретарша, наклоняясь так, что из декольте едва ли не вывалились обширные груди.
Вертяков, не отрывая взгляда от этой картины, продолжил воспитательную работу:
Ты мне свои подколки брось. Раньше у тебя рот правильно открывался. Для того дела, для которого и предназначен.
Он поправил рукой член, который уже оттопыривал брюки.
А теперь не по рангу хайло разеваешь. Смотри, уволю!
Напугал ежа голой жопой! вскипела Элла. Нравится, когда в рот беру? А когда правду-матку тебе в глаза режуне нравится, значит? Уволь, касатик, рискни здоровьем. Да на первой же сделке запалишься. Раньше хоть братец уголовный прикрывал. А теперь? Где он, где?
Уйди лучше, сощурил глаза Вертяков, с глаз моих. От греха подальше.
Он обиженно засопел, потому что секретарша посмела затронуть святоебрата.
И хотя Элла Арнольдовна склонила свою подмалеванную физиономию почти к животу начальникау того желание резко пропало.
Иди в жопу! Кому говорю?
Секретарша отпрянула.
Так, значит. Угу. Я тебе припомню это, Борюня.
И вышла, виляя задницей еще более демонстративно. Дверь за собой захлопнула так, что подпрыгнул от неожиданности даже президент на портрете, висящем над обширным рабочим столом Вертякова.
Ага. Припомни, сука! запоздало крикнул ей вослед Борис Тимофеевич.
И снова на него навалились печальные мысли о пропавшем брате.
Не бывает так, чтобы человек пропал бесследно. Бывает, конечно, что кто-то и пропадает. Но торазве люди? А областной смотрящийне та фигура, кому исчезать положено. А вот, поди ж ты, исчез. Исчез в тот момент, когда должен был прогреметь на весь преступный мирпровести совместную операцию воров с ОМОНом никому пока не удавалось. Не удалось и ему. Но Вертяков никак не мог понять, что могло случиться.
Брат вечером перед мероприятием рассказывал, что все идет как по маслу. Что с омоновским комбатом он закорешилсяи тот сам поведет роту на штурм логова наркоторговцев. Что даже вертолеты поддержки будут обеспечены
Так куда все это делось? Катера, люди, братва и менты, вертолеты? Как корова языком слизала. Заблудились в тайге? Невозможно. Перебили друг друга, как две рати в сказке о золотом петушке? Такое только в сказкахчтобы все до единого погибли, а в тайгеникаких следов побоища. И уж самое невероятноечто американец ухитрился всех перебить. У него должна была дивизия быть в наличии, чтобы роте ОМОНа противостоять и взводу братков. И тем не менее все пропали бесследно.
Хорошо, что предусмотрительный Борис Тимофеевич не отдал ОМОНу никакого письменного распоряжения. Все на устных договоренностях с подполковником Сидорчукомкомбатом. Поэтому и разговоры эти сгинули вместе с пропавшим ментом. Хоть это немного успокаивает. Не то давно бы полетела в кусты буйная головушка хозяина района
Пока все вроде бы обошлось. Но надолго ли успокоились? Где гарантии, что комбат не успел комулибо обмолвиться или, что еще хуже, доложить по команде?
Вот и сиди теперь, жди. Упадет ли небо на башкуили пронесет? Эх
Борис Тимофеевич снова потянулся за коньяком.
* * *
К нашей томской штаб-квартире мы с Тимуром пробирались закоулками.
И вошли не сразу. Сначала минут тридцать из кафе напротив нашего дома на Карла Маркса понаблюдали за главным входом. За это время почтенная соседка с пятого этажа, старушка с венчиком седых волос, спокойно вышла из подъезда в ближайшую булочную и вернулась без всякого опасения, что было недурным знаком. Выбегали детишки-школьникибрат и сестраиз квартиры над нашей. Ненадолго наведывался работник жэка в оранжевой фуфайке. В общем, никаких признаков засады в «засвеченном» подъезде не обнаруживалось. Конечно, после «Чулымского побоища» вряд ли можно было ожидать, что у местной братвы есть силы следить за нами денно и нощно. Но береженого, как известно, и судьба бережет. Тем более что кто-то ведь спалил мой дом, мой родной, собственноручно выстроенный дом.
Сука!
Найдуизуродую, как Бог черепаху
Допив вполне приличный «эспрессо» и убедившись, что засады не видно, мы прогулялись по противоположной стороне улицы до перекрестка и свернули на проспект Ленина. А уже оттуда скользнули в проулок имени знаменитой монголки Батчимэг Энхжаргал. Которую ни я, ни Тимур так и не научились выговаривать и именовали по-простому: «Бэтмен Заржал».