Чередой типично петербургских двориков, приведенных к 400-летию Томска в весьма презентабельный вид, мы просочились к нашему второму входу и, соблюдая все возможные меры предосторожности, открыли дверь. Неожиданных гостей в резервной хазе не наблюдалось, но следовало проверить и основную.
Первым делом я бросился к серверу нашей локальной сети, который молотил круглосуточно и через многочисленные датчики, установленные по всем углам штаб-хазы, следил за безопасностью жилища. Электронный сторож подморгнул мне зеленым экраном: расслабься, мол. Все чисто.
Тимур улыбнулся:
Сюда пока не добрались, мстители.
Поживемувидим, мудрость из меня просто перла.
Я толкнул вдоль стены небольшую этажерку на колесиках, заставленную шедеврами изящной словесностиот Гомера до Марининой с Лукьяненко, и пристально вгляделся в освободившийся участок поверхности. Приложив указательный палец к едва заметному, будто выгоревшему на солнце, пятнышку, привел в движение электродвигатели, с еле слышным жужжанием сдвинувшие стальную дюймовую плиту, открывавшую проход в главную хазу.
Внимательно оглядев нишу, выдолбленную в капитальной метровой стене, я убедился, что наш домашний арсенал, разложенный на специально обустроенных полках, в целости и сохранности. Взял в левую руку надежный «Глок», задвинул металлическую дверь в резервную квартиру и уже с большей уверенностью ткнул пальцем в дактилоскопический датчик, открывая проход в основное помещение, выходящее окнами на улицу Карла Маркса.
В дверце шкафа, внутри которого я оказался, был вставлен специальный замаскированный глазок, через который я видел, что внутри помещения посторонних нет. Только теперь я слегка расслабился и вышел в наш городской «бункер», обошел остальные комнаты явочной квартиры и сказал в микрофон на компьютерном столе:
Действительно чисто, Тимур. Вваливайся. Гостем будешь
Заварив чайку, который хоть и был фирменным, не шел ни в какое сравнение с приготовленным в пропавшем самоваре, мы сели с Тимуром на просторной кухне обсуждать наши горестные дела.
Без косячка тут и не сообразить, задумчиво изрек Тимур.
Ага, скажи еще «без пол-литры». Навоняешь тут планомвовек не выветрится. Да ведь ты в последнее время и не баловался вроде бы, а?
Да шучу я, адмирал, Тимур, естественно, намекал на одноглазого, как и я, Нельсона, хотя сейчас в самую пору бы. Настроение поднять.
А что это ты распереживался? Жив-здоров. Тепло, светло и мухи не кусают.
Я его провоцировал нарочито прямолинейно, надеясь, что такой разговор выведет нас из мрачного состояния, в котором мы пребывали после визита на Чулым.
Да? А дом? А Афанасий? вскинулся мой верный помощник, восприняв все подчеркнуто серьезно.
А что дом? Дом мы новый отстроим. В бункер они ведь так и не прониклиимущество сюда вывезем, что уцелело. С Афанасием хуже. Если его убилито уж не воскресить А если живмы о нем скоро услышим, полагаю.
Я еще не знал, что услышим мы о нем скорее, чем я мог предположить.
Пожалуй, кивнул Тимур, но какая же падла все это устроила?
Ага. Вот этосамый интересный вопрос. И если мы хотим на него ответить, надо выяснить, во-первых, кому это было нужно, и во-вторых, кто это в принципе мог организовать
А что тут выяснять? Братва, естественно, и к гадалке ходить не надо.
Этот вариант самый очевидный, конечно. Но не обязательно верныйвот в чем закавыка. Я замолчал, задумавшись на минуту.
Паузой воспользовался Тимур, организовав к чаю приличный завтрак из запасов, которыми был набит наш холодильник. В него, не нагибаясь, вполне мог зайти баскетболист.
Тимур настрогал копченой колбаски питерского завода «Парнас», которую мне доставляли в центральный универсам Томска по спецзаказу. Достал красной рыбки, масла и сварганил два типа бутербродов. Зная, что на меня иногда, хоть и не часто, находит желание слопать что-нибудь стандартное для европейских отелей, залил йогуртом набольшую мисочку мюслей с лесными ягодами. Хотя сам косился на это питание, словно вождь мирового пролетариата на кулаков-мироедов, и за обе щеки уплетал бутерброды, запивая чаем.
Я поковырялся ложкой в мюслях. Краем глаза заметил собственную физиономию в зеркале, что виднелось в прихожей: на улице встретил бы такогоиспугался. Мрачная и злая рожа. Готов убить первого встречного-поперечного. М-да. Так жить нельзя. Невозможно. Надо что-то предпринимать.
Так вот, продолжил я, пропихивая в себя мюсли бутербродом с форелью. Не верится мне, что братки нам за пахана мстят.
Чай все-таки был неплох. Я с наслаждением запил бутерброд и почувствовал себя несколько миролюбивее.
Почему это? не понял оруженосец.
Потому что они сейчас больше о собственной шкуре заботятся. Кислого мы ухайдакали? Значит, нужен новый пастух. Они сейчас за власть грызутсяодни одеяло на себя тянут, другие от ответственности отпихиваются. Ну и постреляют чуток друг в друга, наверное. А вот за пропавшего пахана мстить не думаю. Времени у них для этого попросту нет.
А кто же?
Вот это-то меня и беспокоит больше всего. Кому-то мы еще дорожку тут перебежали. И этот кто-то шишка тоже ничего себеведь не зря сумел нас в аэропорту задержать. За здорово живешь не станут аэрофлотчики граждан мурыжить. Либо денег дал, либо влияние имеет.
Не факт. Просто позвонить и сказать, что вон тот тип с оборванными ушамипотомственный террорист.
Потомственный? усомнился я.
А то? гордо ответил Тимур. У каждого в предках хоть один террорист да затесался.
Я молча поднял брови, радуясь тому, что Тимур немного отошел от тяжких раздумий.
Нет, ты представь, бывший историк Тимур не на шутку завелся, все эти генеалогические древа Они ведь избирательны. Род ведется по мужской линии и по самому родовитому представителю. Но ведь у каждого поколенияпо два родителя, по четыре бабушки и дедушки
По шестнадцать прабабок, продолжил я, я умею считать, представь себе.
Ну вот, обрадовался Тимур. Считается, что за век сменяется три-четыре поколения людей. Пусть даже железно четыре. У нас большинство дворян ведут родословную с петровских времен, ну пусть с начала восемнадцатого века. То бишь три века минуло. Двенадцать поколений. Два в двенадцатойчетыре с лишним тысячи предков у каждого сегодняшнего живущего. Ну и как? Тот, кто считает себя дворянином, откуда наберет в те годы четыре тысячи дворянских предков? А если от Рюрика посчитать? Несколько миллионов! Среди них и смерды, и беглые каторжане, и государевы слуги, и революционеры. В общем, где-нибудь обязательно затесался тать, народоволец или террорист. Поэтомуда, потомственный
Я слушал не перебивая, хотя, по моему убеждению, пирамида, описываемая Тимуром, была неправильно повернута. Все-таки считают от основателяодного человекакаторжанин ли он или принц. А уж потом от вершиныс поколениямирасширяясь. Но я был рад, что голова Тимура стала функционировать в нормальном режиме. И поэтому счел возможным вернуться к первоначальной теме беседы.
Наверное, можно было и позвонить. Но, убедившись, что мызаконопослушные граждане, нас бы вскоре отпустили. Но нас ведь специально задерживали, понимаешь?
Угу. Тимур задумался.
Его раздумья прервала мелодия песни «Город над вольной Невой», раздавшаяся из моего мобильника.
Номер абонента не высветился.
Звонивший был краток:
Слышь, американец! У меня тут бурят один косоглазый имеется Афанасием звать. Не знаю, что с ним делать. То ли убить его, то ли тебе продать Ты пока подумай, а я тебе завтра вечером позвоню
И гудки
Я врубил динамик компьютера, на который автоматически через инфракрасный порт был в цифровом виде записан этот недолгий монолог: «то ли убить его, то ли тебе продать».
Тимур аж присвистнул:
Ни хера ж себе пельмень! А кто это? Что-то голосок знакомый, а?
Я прокрутил запись еще разТимур был прав. Действительно, я где-то раньше слышал этот голос, искаженный телефоном, но со знакомыми интонациями. Слышал Да только вот где? Убейне вспомнить
Глава третьяНА ВОРОВСКОЙ КАРАВАЙ РОТ НЕ РАЗЕВАЙ
В далекой столице кремлевские куранты пробили четыре часа пополудни, а на томские воды уже легли сумерки.