Ханну Райаниеми«Собаки-призраки»Hannu Rajaniemi«Ghost Dogs» (2014)
Начинается со свиста. Он раздаётся прохладным летним вечером и замирает на высокой ноте. Руби тут же высовывает нос из ямы, которую мы с лабрадорами выкопали в маминой бывшей клумбе в поисках пиратских сокровищ, озирается и несётся к забору, быстро-быстро виляя толстым хвостом. Настораживается и Принцесса, бросает кость, зевает и с достоинством топает следом.
На секунду мне кажется, что вернулся папа, и сердце ёкает. Но нет, это долговязый мальчишка по кличке Собакин. Он сидит на корточках за забором, сгибаясь в три погибели и припав красным лицом к доскам. Я пялюсь на гостя, стоя коленями на земле и не выпуская из рук пиратский меч, но меня, похоже, не замечают.
А затем Собакин принимается лаять, очень звучно и утробно, будто гром гремит. Прижав уши, Руби с Принцессой слушают. Вот он умолк, и только пыхтят собаки. Он встаёт и широко распахнутыми белесыми глазами смотрит на меня.
Привет, мелкий, говорит Собакин. Ты знаешь, что у вас дома завелись собаки-призраки?
Он распрямляется, скрещивает волосатые руки на груди, поверх спортивной куртки, и сверлит меня взглядом. Под его глазами страшные на вид тёмные круги. Он смотрит на меня внимательно, будто собака, которая чего-то хочет. В горле у меня пересохло, но Принцесса и Руби виляют хвостами, поэтому в дом я не убегаю. Я подхожу к забору.
Собаки-призраки?
Ну, бывшие собаки. Мёртвые. Он чешет нос и скалится. От него пахнет несвежим потом и землёй, и я задерживаю дыхание. Ты того, смотри. Они могут забраться в тебя, подбить на нехорошее.
Когда взрослые тебя подкалывают, это видно: они будто усмехаются внутренне. Но Собакин убийственно серьёзен, как мистер Ганн на уроке географии.
Ладно.
Я отступаю на шаг и запускаю пальцы в Рубину шкуру. Собакин суёт меж досок волосатую руку, и Руби её обнюхивает, всё ещё легонько маша хвостом и улыбаясь по-собачьи.
С собаками-призраками надо держать ухо востро, говорит Собакин, не отрывая от меня глаз.
Саймон! вдруг слышу я маму. Что ты делаешь?
Она стоит в дверях кухни, хмуро-испуганная. Собакин рычит напоследок Принцессе и Руби, тявкает и пятится.
Кажись, ты влип, говорит он.
Опять ты! кричит мама. Ещё рази я звоню в полицию!
Собакин смотрит мимо неё, на что-то за дверью, и глухо взрыкивает. Затем разворачивается и припускает вдоль по улице низкими длинными прыжками, шлёпая грязными «найками» по асфальту.
Саймон, иди домой, говорит мама. Холодает. Ты же знаешь, тебе нельзя говорить с этим мальчиком.
Я хотел гулять. А он не со мной говорил, а с Руби. И с Принцессой.
Пора в постель. Мама берёт меня за плечо. Папа вот-вот вернётся.
А можно, Руби поспит у меня в комнате?
Как хочешь. Она устало вздыхает, крепко меня обнимает и отпускает. Она сменила духи, в третий раз за месяц, и пахнет странно, как загорелые дамы в «Дженнерс». Только папе не говори, ладно?
Ладно.
И я иду в дом, где тихо и спокойно.
* * *
Я долго лежу в своей комнате, не смыкая глаз. Руби, забывшись рядом собачьим сном, то и дело вздрагивает и встявкивает.
Всё сходится. Если псы не попадают в рай, они бродят где умерли, и их становится больше и больше. Их, должно быть, уймы. Повсюду.
Если все собаки, которых я когда-либо видел, станут призраками, то что им есть? Вроде и нечего, разве только друг друга. И некоторые будут здороветь, набираться сил, точно в «Горце».
Я холодею, как в тот раз, когда нашёл в саду мёртвую птицу, кишащую белыми червями.
Трубы в новом доме клокочут, и звук немного похож на собачье рычание. Мне вдруг нестерпимо хочется в туалет. Я задумываюсь, нет ли в комнате пса-призрака, который только и ждёт, когда я спущу ноги на пол. Но дыхание Руби, её запах меня успокаивают, она бы почуяла, и я осторожно встаю. Не разбудить бы, а то подумает, что настало утро и захочет на улицу, играть.
Чтобы не ходить мимо спальни родителей, я иду в туалет, который в подсобке. Тихонько спускаюсь по узкой лестнице. Половицы под толстым ковром скрипят, как резиновые игрушки Руби.
В подсобке душно, пахнет влажным бельём: мама вешает его на сушилке сверху. В углу ворчит водонагреватель. Мама не любит, когда ходим в туалет сюда, мол, разносим повсюду микробы, но с пустым мочевым пузырём собаки-призраки не так страшны.
Я открываю кран вымыть руки, и что-то смыкается у меня на запястье.
Будто собака схватила пастью: холодные зубы больно впиваются в кожу. Из раковины прёт густая вонь канализации. Я пробую отнять руку. Призрачные челюсти не пускают. Зубы царапают кость. Я кричу от боли.
Из зеркала на меня глядит мокрый чёрный пёс с ярко-зелёными глазами.
Вдалеке хлопает дверь. Потом загорается свет и появляется мама.
Ты что, Саймон? говорит она, щурясь.
В её волосах бигуди, отчего голова похожа на клумбу.
Боль в запястье перемещается в живот и выходит наружу слезами.
Чего ты? Мама берёт меня за руку, там, куда укусил пёс. Костяшки её худых пальцев белые под канарским загаром. Прямо беда с тобой.
Я вижу в её глазах зелёный блеск и вдруг понимаю, куда делся пёс-призрак.
Она тащит меня в мою комнату и едва не швыряет на постель.
Убери отсюда собаку. От неё грязь. Руби, вниз. Живо.
Руби вскакивает и встряхивается, хлопая ушами. Затем, поджав хвост, удирает вниз. Мама выходит и захлопывает дверь.
Я сворачиваюсь калачиком под одеялом. В запястье так и пульсирует боль. Я перелезаю на нагретое Руби место, но оно быстро остывает.
Трубы клокочут и взлаивают.
* * *
На другой день, в школе, я чувствую себя усталым. Мел мистера Ганна скрипит по доске, будто визжит белый пёсик.
После уроков, лишь бы убраться из дома, я вывожу Принцессу и Руби гулять. Они тащат меня за собойвернее, тащит Руби, Принцесса выступает вальяжно. Я бездумно шагаю, дышу и рассматриваю белые отметины на запястье. Они по-прежнему болят.
Куда именно собаки меня ведут, я вижу слишком поздно.
Втроём они сидят на скамье между китайской прачечной и кооперативом. Чуть поодаль Собакин подпирает собой фонарный столб и курит. Они смотрят на него с тихим благоговением.
Принцесса тоже теперь налегла: собакам не терпится обнюхать сидящих.
Не туда, говорю я, дёргая поводок, и глаза Руби лезут из орбит.
Но сил не хватает. Да и поздно уже.
Самый большой из троицы встаёт, бросает фантик от конфеты и вразвалку идёт ко мне. Его жирное белое тело едва помещается в спортивном костюме, а толстая шея делает его похожим на бульдога.
Кто это тут у нас?
Он что-то жуёт, и его хомячьи щёки так и ходят.
На секунду у меня леденеет в груди.
Я хочу поговорить с Собакиным.
С Собакиным? Да ведь он только с собачками говорит. Ты собачка? Он приседает на корточки, но даже на корточках выше меня. На его подбородкеготовый лопнуть прыщ, будто крохотное бельмо. Ну-ка, гавкни?
Он расплывается в широкой шоколадной улыбке.
Меня вдруг зло берёт. Он не пёс-призрак, а всего лишь толстый мальчишка.
Руби, шепчу я, голос.
Руби заливается оглушительным сердитым лаем. Вообще-то она не сердится, а просто рада погавкать, но мальчишке-бульдогу невдомёк, и он едва не плюхается на задницу. Принцесса коротко и женственно подтявкивает, будто кого-то отчитывая.
Дурдом, бля! кричит другой мальчишка, бездельничающий на скамье, козырёк кепки надвинут на глаза. Брось ты их, Зуда.
Лицо мальчишки-бульдога багровеет. Он сжимает кулаки, но не смеет ни двинуться, ни отвести взгляда от собак.
Хорош, говорит Собакин и подходит.
Он чешет Руби промеж ушей. Та по-собачьи улыбается.
Отлично погавкала. Молодчага.
От него несёт старыми окурками, но Руби всё равно.
Затем он поворачивается ко мне, и я вижу: его глаза, карие в золотистую крапинку, глаза не собаки, но волка.
Так всё хреново? Он смотрит на моё запястье.
Я киваю.
Всегда есть вожак. Главный среди них. Найди его и задай трёпку. Сыграй с ним в гляделки и перегляди. Докажи, что ты круче, тогда отвяжутся.
Как вампиры? спрашиваю я.
Тип того.
Но как мне его найти?