Принцесса виляет хвостом, и Собакин бросает на неё странный грустный взгляд.
Они там, где вода. Как дикие звери.
Я не хочу опять идти в подсобку, и моё лицо, должно быть, это выдаёт.
Я знаю, каково оно, говорит Собакин. Меня никто не учил, как с ними справиться, так что не ссы. Договорились? Он легонько пожимает моё плечо. Пальцы его липкие от пота, но жест, несмотря на это, дружеский. Молодец.
Затем его глаза вновь становятся волчьими. Он оборачивается и расправляет плечи.
Ребзя! орёт он, точно лает. Не спать, бля!
Он поднимает обломок булыжника и запускает прямо в окно. Срабатывает сигнализация, и вся банда, как один, делает ноги, хохоча и улюлюкая.
* * *
Когда я прихожу домой, папа сидит на кушетке в гостиной, спортивная сумка стоит у его ног. Воротник тенниски расстёгнут, ладони на коленях.
Здоров, говорит он.
Я его обнимаю. Он неловко хлопает меня по спине.
Пахнет он гелем для душа, как всегда после спортзала, и за его ухом клок несмытой пены для бритья. Но есть и другой запах, сильнее, а лицо раскраснелось. Руби танцует вокруг папы, гоняясь за своим хвостом, а Принцесса кладёт голову ему на колени и предлагает кость. Он улыбается, но мельком, будто дверь хлопнула.
Ты что, курил? спрашивает он.
Я мотаю головой.
А несёт, будто три пачки в день уговариваешь.
Тебе стоило бы больше интересоваться сыном, говорит мама.
Мама босиком, в пижамных штанах и футболке. Видно, что весь день сидела дома, у телека. Она бледна и глядит сердито.
Папа сглатывает, играет желваками. Тыльные стороны его кистей поросли чёрными волосами, и когда на него находит, он немного похож на Собакина. Или Волкина.
А мои интересы вроде как всем по барабану, тихо говорит он.
В его голосе прорезается что-то, от чего моё запястье опять начинает ныть.
Да, вроде как, говорит мама. На кухне осталась пицца.
Избегая встречаться с ним взглядом, она идёт наверх.
Папа встаёт так резко, что и Руби, и Принцесса тотчас вскакивают, навострив уши.
Что смотришь? говорит он. Уроки сделал?
Он отпинывает сумку с дороги и выходит.
В одиночестве я съедаю на кухне холодный кусок пиццы и думаю, что с собаками-призраками надо кончать.
* * *
Звуки труб обрели ритм, словно они меня ждут. В сон не клонит. Я лежу в постели, пока не решаю, что вот теперь-то мама с папой точно уснули.
И я иду вниз. После настольной лампы в глазах пляшут фиолетовые пятна. Принцесса и Руби цокают когтями следом.
Я крадусь мимо папы. Он опять спит на кушетке, под любимым клетчатым пледом, угол которого Руби жевала ещё щенком. Наверно, собаки-призраки так и делают: обгладывают людей с краю, пока те не истреплются и не затрещат по швам.
Папа хрипло вздыхает и ворочается. Руби вдруг решает, что пора на двор, и хочет папу растолкать, но я успеваю поймать её за ошейник.
Ш-ш-ш, шепчу я ей.
Она глядит на меня сконфуженно. Затем Принцесса протискивается мимо неё в сторону подсобки, и мы двигаем за ней.
В подсобке жарко и душно. Огонёк на стиральной машине мигает, и её стеклянная круглая дверца походит на великанский чёрный глаз.
Я закрываю за собой дверь. Темень почти кромешная, только в окошечке под потолком светится полоска ночного летнего неба.
Угодив босой ногой в холодную лужицу на полу, я тихо ойкаю. Глаза привыкают к темноте, и я вижу среди теней две зелёные искры. Пёс-призрак стоит передо мной.
Я представлял его прозрачным, как эффект в компьютерной графике, но нет. Он очень плотен, самый настоящий пёс, немецкая овчарка с чёрно-бурой косматой шерстью. Он весь мокрый. Лужа на полу натекла с него. С него продолжают течь тонкие ручейки. Руби с Принцессой повизгивают, как щенята, и прячутся за меня, прижав уши. В сердце заползает ужас, и я щёлкаю выключателем. Но лампочка гаснет, на мгновение вспыхнув тускло-оранжево. Отметины на запястье вдруг обжигают, и, чтобы не закричать, я прикусываю язык.
В темноте есть другие силуэты, другие собаки-призраки, они толкутся в стенах, как одеяло вздувается. Силуэты разных размеров: вот морда терьера, вот такса. Они повсюду, они смотрят. Но значим лишь чёрный пёс.
Сердце колотит в рёбра, точно кулак. В ноздри заползает вонь канализации, мокрой псины. Слабенький пёсик, говорит запах. Сдайся, говорят глаза. Я хватаю Руби за загривок, но она скулит и пятится, она рычит, как сердитый щенок. Глаза чёрного псафары мчащейся на меня машины. Меня будто кто заставляет глотнуть. Рот наполняет грязная вода, вроде из унитаза, а с нею в голову лезут злые мысли чёрного пса. Они обо мне совсем не думают больше меня не любят возьму на кухне спички и немного согре
Принцесса рычит и кидается на пса-призрака, целя в горло. Тут же летит в стену и, коротко взвыв от боли, смолкает. Позади меня тихо скулит Руби.
Грустить некогда. В голове проясняется, и я смотрю на пса, как тогда на мальчишку-бульдога. Пёс зло рокочет, подобно мотору, отчего дребезжат и стены, и пол. Но раздаётся ответный рык, и я не сразу понимаю, что вырвался он из моей груди.
Глаза вновь сверлят меня, но теперь я готов. На этот раз в чёрного пса проникаю я.
Холодно пить мокро прятаться хозяин без стаи жрать стая сильная сильная в темноте но холодно внутри тепло пусти внутрь
На секунду мне его жалко. Потом я вспоминаю папу, молчание на кухне и Принцессу, и гнев возвращается, добавляя сил.
Я подхожу к нему и хватаю за шкирку. Шкура мокрая и жирная, но я держу его, будто его мамаша, встряхиваю, заглядываю в глаза. Вот он прижал уши, поджал хвост.
Пёс опрокидывается на спину и подставляет горло. Собаки в стенах вокруг нас воют, влажно и горько.
Я издаю тихий свист, и они выходят из стен и окружают менямоя стая. Оставляя мокрые следы, мы идём по спящему дому. Принцессина кость под телевизором на полу, и я её подбираю.
Открыв дверь во двор, я бросаю кость что есть сил. Она взвивается в холодное утреннее небо, и за ней несётся лавина призрачных псов, в их бегедикая радость. Я закрываю за ними дверь, и мне грустно.
И тут я вспоминаю о Принцессе.
В подсобке больше нет ничего особенногопросто душная комната с висящим сверху бельём. Только Принцесса неподвижно лежит рядом с лужей, ещё тёплая, но бездыханная. Руби толкает её носом и скулит.
* * *
Тем же утром мы хороним её в клумбе.
Принцессахорошая собака, говорит отец, опираясь на лопату. Он трёт лицо грязной рукой и обнимает меня. От него пахнет солнцем и потом. Он смотрит мне в глаза. Запомни её, Саймон. Тогда она не уйдёт.
В его глазах, старых и мудрых, вдруг проглядывает что-то от неё. И я понимаю, что Собакин был неправ насчёт собак-призраков.
Мама плачет, хотя и старается слёзы сдержать, а папа неловко гладит её по спине. Мама вздрагивает, но не отстраняется.
Можно опять посадить там цветы, наверно, говорит она. Ну, что вы. Давайте выпьем чаю, что ли.
Вместе мы сидим за кухонным столом, песочное печенье высохло, и крошки разлетаются повсюду, но мне всё равно.
А Руби играет во дворе.
ПереводAlabarna