Хорошо. Но я все-таки не понимаю
Все вы прекрасно понимаете, отсекает он.
И я действительно понимаю. Правда, поверить в это я не могу. Это как узнать, что твоя любимая футбольная команда проиграла важнейший матч аутсайдеру из третьего дивизиона. Факт не сходится с мироощущением.
Возвращайтесь в Москву. И приступайте, командует Горазд. Вы уже достаточно отдохнули.
А к чему спешить? я позволил себе закинуть ногу на ногу. Вроде как я расслаблен донельзя.
Он поднимается, по-прежнему держа в руках шланг от кальяна, словно собирается придушить меня им.
Возвращайтесь в Москву, повторяет он. Время пришло.
Глава двадцатая
Итак, с какого перепугу у предыдущей главы нет номера? Сейчас объясню, но думаю, что вы и сами догадались. Насколько достоверной вам кажется ситуация, что Горазд сел мне на хвост и настиг меня в Касабланке? Мы говорим о человеке из плоти и крови, а не вездесущем Мефистофеле, который перемещается по свету по щелчку пальца. В этом случае появление Горазда в марокканской кальяннойситуация фантастическая. Да, понимаю, вы скажете, что получение наследства от дальнего родственникасобытие еще менее реалистичное. Что уж говорить об истории с моей внезапной славой. Но, знаете ли, такое иногда происходит с героями романов, фильмов и анекдотов. В смысле, они получают легкие деньги, становятся известными, обретают любовьи все это по воле случая.
Но появление Горазда в Касабланкеэто уже чересчур, согласны? Книга с этого момента резко меняет курс и наполняется булгаковскими мотивами. Главному герою противостоит (и подчиняет его себе) уже отнюдь не надоедливый эксцентрик, а самое настоящее зло. Поэтому я решил заключить этот эпизод в скобки.
И еще. Сейчас, сидя в своей писательской темнице, находясь за пределами не только привычного мира, но и собственной жизни, я задаюсь вопросом: а случилась ли то столкновение на самом деле? Знаю, похоже на рассуждения маразматика, но я уже говорил, что встречи с Гораздом имеют свойство испаряться из памяти, как пот испаряется с разгоряченной кожи. Пройдет времяи ты уже не вспомнишь самых важных деталей: время, место, тема разговора. Так произошло и в этот раз.
Нельзя утверждать, что если у главы нет номера, то читать ее необязательно. Напротив, по моему мнению, она несет важную смысловую нагрузку. Горазд из мистического злодея преображается в эффектную метафору. В чем ее суть. Творчествопопытка угодить заказчику. Заказчикпонятие растяжимое. Это может быть сам творец, его почитатели, издатели, родители, жена или кошка, в зависимости от масштаба амбиций и адресата творения. Ничего не стоит нарушить обещание, данное одному из них. Но есть заказчик, который не позволит тебе пренебречь обязанностями. Он достанет тебя из-под земли или одеяла и припрет к стенке за то, что ты до сих пор палец о палец не ударил. Называйте его как хотите: совесть, внутренний голос, бог, дьявол, Аполлон. Ему, скорее всего, плевать на ярлыки. А вот на что ему не плевать, так это на конечный результат. И если его нет, то и вас однажды может не стать. Не в том смысле, что он вас укокошит, а в том, что писатель, который не может или не хочет писать книги, он ведь и не писатель вовсе, не правда ли? А если писатель больше не писатель, то он и не человек.
Впрочем, концепция Мефистофеля все еще маячит на заднем плане. Возможно, Горазду нужнее моя душа, чем моя книга. Последняялишь повод забрать себе первую.
Итак, если опустить мои мытарства по безвизовым странам Европы, Азии и Африки, то после подписания контракта с Бестселлером начинается следующая глава, в которой я стараюсь условия этого контракта соблюсти, но как несложно догадаться, получается у меня из рук вон плохо.
Глава двадцать первая
Я выгребаю из письменного стола все блокноты, в которые записывал идеи, наброски или темы. Провожу ревизию жесткого диска и кропотливо собираю в одну папку все заброшенные черновики. На то, чтобы перечитать эту макулатуру и понять, что ни о чем подобном писать не хочется, у меня уходит неделя. Из более или менее приличного мне нравится незаконченный рассказ Бессонницафантастический сюжет о далеком будущем, в котором жизнь людей почти полностью переместилась в коллективные осознанные сновидения. Там играют в футбол без правил, пишут психоделические картины размером с Йеллоустоун, занимаются групповым сексом, путешествуют на другие планеты, и все это не отрывая головы от подушки. Из названия понятно, что главному герою все это не дано, потому что он страдает расстройством сна. Он пытается компенсировать недостаток впечатлений а чем именнонеизвестно, ибо рассказ, напоминаю, незаконченный.
Некая перспектива мерещится в сюжете о клинике лечебного голодания (у наброска нет названия), где герои пытаются поддерживать свои гастрономические привычки, но этому сопротивляется персонал клиники. Фабула имеет явно антиутопический уклон: безжалостная директриса учреждения, которую никто не называет по имени, ее мускулистые прихвостни, которые пресекают любые разговоры о креветках в кляре, бифштексах средней прожарки или даже супе из шпината, а сами каждый вечер устраивают в столовой клиники роскошный ужин. Постояльцы заведения чувствуют разносящийся по всем закоулкам запах деликатесов и от этого страдают еще пуще. На воротах клиники имеется надпись: Голод освобождает. Ну, вы поняли.
Еще один роман представлен в виде подробного плана. Он представлял собой иносказательный детектив. К следователю один за другим приходят люди, которые признаются в убийстве одного и того же человека. Поразительно, но каждый рассказ в той или иной мере достоверен, по крайней мере, следователь не может стопроцентно опровергнуть ни один из них. Стандартная тактика встает с ног на голову: теперь его работа заключается в том, чтобы доказать существование алиби каждого из виновных. Все пятеро дожидаются своей участи в изоляторе. К середине книги следователь понимает, что отгадка не в них, а в том человеке, которого они якобы убили. В конце выясняется, что жертва наложила на себя руки. Мотивы прочих персонажей остаются неизвестны.
Я пересматриваю записи, и мне кажется, что их сделал кто-то другой. Они принадлежали руке человека, который горел желанием писатьо чем угодно, взахлеб, напропалую, напролом. Но прямо сейчас я не был этим человеком. Использовать один из набросков для создания романа сродни воровству. Мне нужно что-нибудь свое. Но у меня ничего нет. Деньги, полученные в наследство, слава, обретенная по чистой случайности, давным-давно опубликованная книга, из которой я не помню ни строчки.
Я мог бы написать о своем путешествии, мне есть что сказать: об узбекской архитектуре, балийских пляжах, египетских песках и особенно о марокканских кальянах. Но и это чужоепередаваемое из руки в руки, из уст в уста. В тысячный раз написать о минаретах стамбульских мечетей означает не написать ничего.
Кстати, а чем не вариант? Почему, собственно, я должен что-то писать? И кому я должен? Горазду? Бестселлеру? Да пошли они все. Или я должен себе? Послать себя труднее, это факт. Но если постараться
Я пытаюсь вспомнить, как написал Антитезу. В этом не было ничего особенного. Я напоминал себе гончара. Из глинистого месива идей, набросков и снов мне предстояло вылепить нечто вразумительное. Потому что негоже этому месиву пребывать в таком виде. С ним что-то нужно сделать, чтобы от него был хоть какой-то толк. Идей у меня по-прежнему в избытке, а вот слепить из них книгу не получается.
В такие моментытворческие люди не дадут совратьприходит мысль, а тем ли я вообще занимаюсь? И кто сказал, что я писатель? Может быть, я астролог или тот же самый гончар? Просто у меня есть странная привычка складывать слова в текст, чтобы получалось интересно и небанально. Я ощущаю себя писателем, скажем так, но прямых доказательств тому (кроме Антитезы) у меня нет.
Я даже не учился на писателя, если не считать учебой многократные попытки создать что-нибудь стоящее. Эта мысль взяла меня за живое. Может быть, мое незавидное положениелишь следствие того, что я не умею писать книги? Может быть, профессионалы знают то, чего не знаю я? Например, как писать, когда тебе лень, а все ждут от тебя гениального текста?