Но только я об этом подумал, как дождь обернулся мокрым снегом. Началась метель.
Я глазам не мог поверить, но действительно: в середине июня шёл снег. Выл ветер. Грохотал гром и сверкала молния. После очередной вспышки погасли фонари.
Беги! где-то совсем рядом пророкотал Виталий. Беги!
Как он сам ещё умудрялся бежать, в этом адском безумии? Несгибаемый мужик просто! Такой и помрётне остановится. Эта мысль придала мне сил.
Движение уже не грело. Насквозь промокшая под дождём одежда ледяной коркой прилегала к телу. Зубы стучали. Волосы застыли, уши болели. Уши! Наушники должны хоть чуть-чуть помочь
А рядом бежала Лена. Стервозина с острым языком и такими нежными на вид ушами. Эх, блин! Ладно, хрен с ним, буду благородным рыцарем!
Я выдернул шнур из наушников, снял их с шеи и сунул влево, кажется, угодив Лене по плечу. Она схватила их, что-то крикнула.
Уши! проорал я.
В рот забился снег.
Через минуту нам уже приходилось проделывать путь через сугробы, и всё же мы не сдавались. В глазах темнело. Исчез даже страх, осталась какая-то тупая обречённость. И время от времени раздающийся посреди воя ветра крик Виталия:
Беги! Беги!! Беги!!!
Не то нам кричал, не то сам себя подбадривал.
Ляг поспи! пробился сквозь вьюгу визг чёрта. Согреешься! Вьюга песенку споёт, да по яйцам у**ёт! Яйца треснут от мороза, из х*я торчит заноза!
Нёс эту чушь и хохотал, взвизгивая. Но в его визжании мне чудился испуг.
Виски сдавило, на веках повисли маленькие сосульки. Уши я уже перестал чувствовать. Руки, горло, лицотоже. И ноги. Самое хреновоечто ног я тоже не чувствовал совершенно. А значит, когда они откажут, я об этом узнаю последним Ну вот, я уже мыслей собственных не чувствую. Кажется, они умирают. Все, кроме одной. Одной, которая бьётся, будто ещё одно сердце: «Беги! Беги!! Беги!!!».
Вьюга оборвалась вдруг, как будто кто-то кнопочку нажал. Я моргнул, и в следующий миг нога, хлюпнув, опустилась на сухой асфальт.
Горели фонари. Таяли сосульки на ресницах.
Стой! крикнул я и сам не узнал своего хриплого голоса.
Ни следа снега, ни следа воды. Только в нас, на нас это всё осталось.
Я остановился, тяжело дыша. Лената просто упала на колени, уперлась в асфальт ладонями и застонала. Наушники были на ней. Додумалась-таки, умница.
Сожрал, сучёнок? проорал Виталий с противоположного конца стадиона. Накося, выкуси!
Он с диким хохотом показывал два средних пальца куда-то в пустоту над нашими головами.
Я сел рядом с Леной, стуча зубами. Расстегнул, скинул насквозь мокрую олимпийку.
Ид-д-д-ди с-с-сюда!
Лена прижалась ко мне. Вряд ли в этом было что-то романтическое, хотя таких крепких объятий я ни с одной девушкой не переживал. Мы просто пытались согреться и не умереть.
Уши, всхлипнула она.
Уши? Это она-то жаловаться будет? Я даже слышу её с трудом! Мне, наверное, теперь неделю на прогреваниях и «Отипаксе» жить. Ушиэто у меня хроническое, с детства.
Наушники примё-о-о-орзли!
Я заржал. Ничего не мог с собой поделать. А когда успокоился, сказал:
Ничего, сейчас оттают.
Мы вернёмся! орал Виталий, потрясая кулаком. Слышишь, мразь? Вернёмся! Не запугаешь!
С тебя кроссовки новые! крикнул я. Сломалплати, мудак!
И даже дрожащая Лена, приподняв голову от моего плеча, крикнула:
В следующий раз я тебя по асфальту размажу, свинорыл безмозглый!
Мы смеялись. Мы плакали. Мы победили!
Шестой круг
А можно было уйти,
А можно было забить,
Но я сел снова играть,
Хотя мне нечем платить
Можно что-нибудь посерьёзнее, сказал я.
Продавец воспрянул духом и подвёл меня к другому стеллажу.
И лучше, наверное, трейловые, задумчиво сказал я. Мало ли, что может случиться
Кроссовки после ночного забега пришли в полную негодность. Швы разлезлись, внешний вид оставлял желать лучшего, да и вообще казалось, что они впитали в себя что-то такое, чего не стоило бы впитывать
Эту ночь Лена провела у меня. Это был мой первый раз Первый раз, когда уже под утро я привёл домой трясущуюся от холода девушку. Первый раз, когда мы вдвоём забрались в горячий душ и полчаса там просто стояли, пытаясь прогреться до глубины души и понимая, что холод изнутри не изгнать потоками горячей воды.
Первый раз, когда пили чай в начале пятого утра. Первый раз, когда, лёжа под одним одеялом, прижимались друг к другу просто чтобы не дрожать. Первый раз, когда даже мысли о чём-то большем не пытались пролезть в голову.
Я думал, такое просто невозможно. Нельзя потрясти человека так, чтобы он забыл о таких базовых вещах. Оказалось, можно.
Проснувшись в одиннадцатом часу, будто с тяжелейшего похмелья, я обнаружил, что постель пуста. И единственным доказательством того, что мне всё это не приснилось, послужила записка на подушке: «Спасибо за незабываемую ночь! Л.»
Ушла. И я вдруг понял, что у меня нет с ней никакой привычной связи. Я не знал номера её телефона, не знал, как найти её в соцсетях. Не знал даже, где она живёт. Я просто знал, что её зовут Лена, и что она будет на стадионе в тот день и час, когда туда приду я. Этого слишком много, или слишком мало? Я не знал, да и знать, честно говоря, не хотел. Какая-то сила вытащила нас за пределы обычного, и она лишь наполовину была чёртом, которому мы надрали зад минувшей ночью.
Ещё нужны новые штаны, сказал я продавцу. Ночью было жутко
Я вышел из магазина счастливым обладателем кроссовок, штанов и спортивной куртки.
Этим вечером глава написалась, кажется, раньше, чем я открыл файл. Слова вылетали из-под пальцев сами собой. Мысли не успевали даже оформиться в голове, сразу выплёскивались на экран. Такого мощного потока давно не случалось. Я почувствовал себя сильным. Я ощутил своё место в упорядоченной вселенной и впервые за последние недели уснул с лёгким сердцем.
Обновить кроссовки я вышел в субботу, в три часа дня. Захотелось резко сломать все рамки. Захотелось лишний раз убедиться в Во всём.
Грузный топот Виталия я услышал ещё до калитки. А когда вошёл, мимо меня пролетела Лена с развевающимся хвостом. Заметить меня она не могла, но, удаляясь, вскинула руку в приветственном жесте.
Она знала.
Мы пришли осваивать завоёванную территорию
Я побежал, не трогая пока музыку. Просто слушал своё сердце, дыхание, свои шаги
Вокруг кипела жизнь. Дети, пища, резвились на тренажёрах. Несколько человек выгуливали собак. Я заметил даже ту долбанутую тётку. Ни она, ни её псина не обращали на нас внимания. И, что самое интересное, я тоже не обращал внимания на них. Мы будто существовали в двух непересекающихся вселенных.
И я обнаружил, что мне в кои-то веки наплевать на то, что думают обо мне окружающие, и думают ли вообще. В кои-то веки существовали лишь я растрескавшийся асфальт под ногами. И ещё двое тех, кого высшая сила поставила рядом со мной.
Худеешь хоть? спросил я Виталия, когда, час спустя, почувствовал, что новые кроссовки немного натирают, и остановился.
Лена уже занималась растяжкой, эффектно закинув ногу на одну из ступенек выгнутой дугой лестницы.
Килограмм! расплылся в улыбке Виталий. Ещё чуть-чутьи на конкурс красоты!
Лена фыркнула, но ничего не сказала, и никто на неё не обиделся.
Я огляделся. Рядом никого не было, и, понизив голос, я спросил:
Мы победили, да? Совсем?
Лена убрала ногу с оглобли, посмотрела на меня и покачала головой. Движение повторил Виталий. Вот и ответ, который я без того прекрасно знал. Чувствовал.
Иначе мы бы не пришли вместе, высказал общую мысль Виталий. Я бы вообще не пришёл. Я ж ленивыйспасу нет. Мне с дивана за пивом встатьи то целая трагедия. Знать не знаю, что меня сюда тащит
Жена пилит, напомнил я.
Да она всю жизнь пилит, махнул рукой Виталий. Слушал бы её кто.
Он вернётся, сказала Лена.
И он вернулся.
Седьмой круг
Дальше некуда бежать,
Будь ты стайер, или спринтер.
Надо снова всё отдать,
И нельзя наполовину.
И тогда ты будешь жить
Так, как не жил ни секунды,
Так, как должен был себе,
Как другим был должен денег.