Вытащить гроб оказалось нелегко, несмотря на небольшие размеры. Дерево сильно пострадало, и внутрь проникла земля, что изрядно увеличило вес. Хорошо, что я позаботилась о боковой борозде, правда недооценила необходимое пространство. Пришлось расширить канаву на полметра, чтобы просунуть под гроб фанеру. В конце концов конструкцию удалось поднять при помощи плетеной полипропиленовой веревки.
В пять тридцать мы, измученные, уже пили кофе в монастырской кухне, чувствуя, как оттаивают лица, пальцы рук и ног. Останки Элизабет Николе и ее гроб уже закрыли в фургоне епархии архиепископа вместе с моим оборудованием. Завтра Ги отвезет их в лабораторию de la Médecine Légale, где я работаю судебным антропологом провинции Квебек. Так как исторические мертвецы не относятся к криминальным делам, мы взяли в полицейском управлении специальное разрешение на проведение анализа. У меня две недели.
Я поставила чашку и попрощалась. Еще раз. Сестры снова поблагодарили меня, сохраняя улыбки на напряженных лицах: их уже беспокоили мои находки. Монахини оказались на редкость улыбчивы.
Отец Менар проводил меня к машине. Уже стемнело, шел легкий снег. Снежинки чуть холодили щеки.
Священник опять спросил, не хочу ли я переночевать в монастыре. Позади него, попадая на освещенное крыльцо, сверкал снег. И снова я отказалась. Последние наставления, и я в пути.
Через двадцать минут я начала жалеть о своем решении. Снежинки, лениво парившие в свете фар, теперь обрушивались непробиваемой косой стеной. Дорога и деревья по обе стороны покрылись белым панцирем, который рос с каждой секундой.
Я вцепилась в руль обеими руками, ладони в перчатках вспотели. Скинула скорость до шестидесяти пяти. До пятидесяти. Каждые несколько минут проверяла тормоза. Хоть я и живу в Квебеке уже несколько лет, все равно так и не привыкла к зимнему вождению. Считаю себя женщиной с сильным характером, но посади меня за руль в снегопади я превращаюсь в принцессу-трусишку. Я все еще опасаюсь зимних снегопадов, как и все южане. «О! Снег! Тогда мы, конечно, никуда не поедем». Жители Квебека смотрят на меня и смеются.
У страха есть подкупающая черта: он прогоняет усталость. Несмотря на утомление, я сохраняла бдительность. Зубы сжаты, шея согнута, мускулы напряжены. Восточная городская автострада лучше объездов, но ненамного. Дорога из Мемфремагога в Монреаль обычно занимает часа два. Я ехала почти четыре.
В одиннадцатом часу я уже стояла в своей темной квартире, измученная, но довольная, что вернулась домой. Домой в Квебек.
Я жила в Северной Каролине уже почти два месяца. Bienvenue. Я уже начала думать по-французски.
Я включила обогреватель и проверила холодильник. Негусто. Подогрела в микроволновке замороженные буррито и запила безалкогольным пивом комнатной температуры. Не самая изысканная кухня, но насыщает.
Багаж, который я привезла во вторник, так и лежал нераспакованный в спальне. Подождет до завтра. Я упала в кровать, собираясь проспать как минимум часов девять. Телефон разбудил меня меньше чем через четыре.
Oui, да, пробормотала я; лингвистические переходы в бессознательном состоянии даются мне с трудом.
Это Пьер Ламанш. Простите, что звоню так поздно.
Я подождала. За все семь лет, что я на него работаю, директор лаборатории ни разу не звонил мне в три часа утра.
Надеюсь, в Мемфремагоге все прошло нормально. Он прочистил горло. Мне только что позвонили из полицейского управления. Пожар в Сен-Жовите. Пожарные все еще пытаются справиться с огнем. Специалисты по поджогам приедут рано утром. Следователь хочет, чтобы мы тоже там присутствовали. Снова прокашлялся. Соседи говорят, хозяева должны быть дома. Их машины в гараже.
Зачем вам я? спросила я на английском.
Пожар явно очень сильный. Если будут тела, то сильно обожженные. Может, всего лишь кальцинированные кости и зубы. Тяжелое расследование.
Черт! Только не завтра.
Во сколько?
Я заеду в шесть утра?
Ладно.
Предупреждаю, зрелище будет не из приятных. Там жили дети.
Я завела будильник на пять тридцать.
Bienvenue.
2
Я жила на юге всю свою сознательную жизнь. Мне никогда не бывает слишком жарко. Я люблю августовский пляж, платья на бретельках, потолочные вентиляторы, запах влажных детских волос, жужжание бьющихся об оконное стекло жуков. Однако лето и школьные каникулы я проводила в Квебеке. Во время академического года я почти каждый месяц улетаю из Шарлотта, что в Северной Каролине, где работаю на кафедре антропологии в университете, в Монреальтрудиться в лаборатории судебной медицины. Это примерно две тысячи километров. На север.
Глубокой зимой я часто подготавливаю себя перед выходом из самолета.
«Будет холодно, напоминаю я себе. Но ты оденешься потеплее и будешь готова ко всему».
Да. Буду готова. Но происходит все наоборот. Первый пугающий глоток воздуха при выходе из аэропорта всегда выводит меня из равновесия.
В шесть утра десятого марта термометр показывал два градуса по Фаренгейту. Минус семнадцать по Цельсию. Я надела все, что могла. Теплое белье, джинсы, два свитера, походные ботинки и шерстяные носки. В последние положила блестящие изолированные утеплители, разработанные специально для улучшения самочувствия астронавтов на Плутоне. То же дерзкое сражение с погодой, что и вчера. Наверное, мне будет так же тепло.
Когда просигналил Ламанш, я застегнула куртку, надела перчатки и лыжную шапочку и вышла из коридора. Хоть я и не испытывала восторга по поводу предстоящей работы, заставлять его ждать тоже не хотелось. К тому же мне стало ужасно жарко.
Я ожидала увидеть темный седан, но Ламанш помахал мне из так называемого практичного спортивного автомобиля. Четырехколесный, ярко-красный, с гоночными полосками.
Красивая машинка, похвалила я, залезая внутрь.
Merci.
Он указал подбородком на подставку посредине. Там стояли две пластиковые чашки и пакет «Данкин-донатс». Вот черт! Я бы лучше съела яблоко.
По пути к Сен-Жовиту Ламанш описал ситуацию. Я узнала немногим больше, чем уже слышала в три часа ночи. Сосед через дорогу увидел, как хозяева заходят домой в девять вечера. Через пару минут соседи ушли к друзьям в гости и задержались там допоздна. Когда возвращались примерно в два, заметили внизу по дороге отсвет, а затем пылающий дом. Другая соседка вроде бы слышала взрыв ближе к полуночи, но не стала узнавать, в чем дело, и легла спать. Район отдаленный и малонаселенный. Пожарная команда приехала в полтретьего и вызвала помощь сразу, как только увидела, с чем придется иметь дело. Две команды сумели погасить пламя только через три часа. Ламанш говорил со следователем в пять сорок пять. Тот подтвердил только две смерти, но будет больше. В некоторых помещениях еще слишком жарко или слишком опасно для поисков. Подозревается поджог.
Мы ехали в предрассветной тьме на север, к подножию Лаврентийских гор. Ламанш говорил мало, что меня вполне устраивало. Я не жаворонок. Зато этот аудионаркоман вставлял в магнитолу кассету за кассетой. Классика, поп, даже вестерн-кантри, все переработано под легкую музыку. Возможно, она должна успокаиватьвроде мелодий, играющих в лифтах и комнатах ожидания. Но у меня подобные звуки вызывают только нервную дрожь.
Далеко до Сен-Жовита?
Я взяла двойной шоколад с медовой глазурью.
Около двух часов. Он в двадцати пяти километрах со стороны Мон-Тремблана. Вы когда-нибудь катались на лыжах?
На нем была длинная, до колен, куртка защитного цвета с отороченным мехом капюшоном. Сбоку я видела только кончик его носа.
Ага. Очень понравилось.
Я чуть не заработала обморожение на Мон-Тремблане. Я тогда в первый раз каталась на лыжах в Квебеке и оделась как для гор Блю-Ридж. Ветер на вершине мог при желании превратить жидкость в водород.
Как все прошло в Мемфремагоге?
Могила оказалась не там, где мы предполагали, но разве это новость? Монахиню просто эксгумировали и перезахоронили в тысяча девятьсот одиннадцатом году. Странно, но никаких записей не осталось.
«Очень странно», подумала я, потягивая тепловатый кофе. Альбом Спрингстина «Рожденный в США». Я попыталась отвлечься.