Что случилось с алтарем?
Убрали где-то в тридцатых. Он теперь в часовне Младенца Иисуса, в новой церкви.
Старушка сложила салфетки и принялась собирать чашки на поднос.
Когда-то могилы отмечали именными дощечками. Теперь туда никто не ходит. Дощечки давно исчезли.
Мы с отцом Менаром посмотрели друг на друга. Он слегка пожал плечами.
Сестра, снова начала я, вы сможете показать нам, где могила Элизабет?
Bien sûr.
Сейчас?
Почему бы нет?
Фарфор звякнул о фарфор.
Оставьте тарелки, сказал отец Менар. Пожалуйста, наденьте пальто и ботинки, сестра, и пойдем.
Через десять минут мы снова очутились в старой церкви. Погода не улучшилась, даже наоборотстало еще более холодно и мокро. Так же завывал ветер. Так же скребли по доскам ветви деревьев.
Сестра Бернар выбрала неприметную тропинку вдоль стен церкви, мы с отцом Менаром подхватили старушку под руки. Она казалась хрупкой и невесомой.
Монахини следовали за нами, словно толпа зрителей, сестра Жюльена приготовила блокнот и ручку. Ги держался позади всех.
Сестра Бернар остановилась рядом с нишей у юго-восточного угла. Она надела поверх покрова бледно-зеленую шляпу ручной вязки, крепящуюся под подбородком. Старушка вертела головой во все стороны, искала приметы, пытаясь сориентироваться. Глаз отвлекался на единственное пятно света в темной церкви.
Я махнула Ги, чтобы переставил фонари. Сестра Бернар не обращала внимания. Чуть погодя монахиня отошла от стены. Взгляд налево, направо, налево. Вверх, вниз. Она снова огляделась и прочертила каблуком линию на земле. Или попыталась прочертить.
Она здесь. Визгливый голос эхом отдался от каменных стен.
Вы уверены?
Она здесь.
Сестра Бернар не страдала неуверенностью.
Мы все посмотрели на линию.
Они в маленьких гробах. Не в обычных. Оставались только кости, поэтому все положили в маленькие гробы.
Сестра Бернар показала своими крошечными ручками детский размер гроба. Рука дрожала. Ги осветил место у ее ног.
Отец Менар поблагодарил древнюю монахиню и попросил двух сестер проводить ее в монастырь. Я смотрела, как они уходят. Сестра Бернар напоминала ребенка: такая маленькая, что край пальто подметал грязный пол.
Я попросила Ги перенести и другой прожектор на новое место. Потом принесла зонд, установила кончик там, где указала сестра Бернар, и налегла на т-образную ручку. Не идет. Здесь земля не растаяла. Я взяла плиточный зонд, чтобы ничего не повредить под землей, а круглый кончик не так легко проходит сквозь промерзший верхний слой почвы. Я попыталась снова, сильнее.
«Полегче, Бреннан. Вряд ли им понравится, если ты повредишь гроб. Или проделаешь дыру в черепе несчастной сестры».
Я сняла перчатки, ухватилась за рукоятку, надавила снова. На сей раз поверхность поддалась, зонд вошел в верхний слой почвы. Подавляя нетерпение, я закрыла глаза и проверила землю в поисках мгновенных изменений в структуре. Уменьшение сопротивления означает воздушное пространство, где что-то разлагалось. Более того, оно означает присутствие под землей костей или других предметов. Ничего. Я вытащила зонд и повторила процесс.
На третий раз почувствовала сопротивление. Попробовала на пятнадцать сантиметров вправо. Снова контакт. Неглубоко под поверхностью лежит что-то твердое.
Я показала большой палец священнику и монахиням и попросила Ги принести сито. Отложив зонд, взяла лопатку с плоским краем и начала снимать тонкие пласты почвы. Я сбрасывала землю на сито сантиметр за сантиметром, смотрела то на яму, то на насыпь. Через тридцать минут я нашла то, что искала. Последние несколько пластов были черными, в отличие от красно-коричневой земли в сите.
Я сменила лопату на мастерок и склонилась над ямой, осторожно поскребла пол, убирая мелкие частички и разглаживая поверхность. Почти сразу же увидела темный овал. Пятно длиной примерно в метр. Ширину определить невозможно, потому что оно наполовину уходит под землю.
Здесь что-то есть, сказала я, выпрямляясь.
Монахини и священник как один придвинулись ближе и заглянули в яму. Я обвела овал кончиком мастерка. Тут к толпе присоединились сестры, провожавшие сестру Бернар.
Возможно, это могила, хотя и выглядит очень маленькой. Я копала немного слева, так что придется чуть опустить здесь. Буду копать вне самой могилы, вниз и внутрь. Тогда у нас получится вид могилы сбоку. К тому же так копать легче. Внешняя борозда позволит вытащить гроб, если понадобится.
Что это за пятно? спросила юная монахиня с лицом герлскаута.
Когда разлагается что-то органическое, земля вокруг становится гораздо темнее. Например, от деревянного гроба или цветов, похороненных вместе с усопшим. Мне не хотелось объяснять процесс разложения. Пятна первыми сообщают о близости могилы.
Две монахини перекрестились.
Это Элизабет или мать Аурелия? спросила пожилая монахиня. У нее дергалось верхнее веко.
Я подняла руки: дескать, откуда мне знать? Надев перчатки, начала копать землю с правой стороны пятна, расширять яму от центра, не трогая овал и полоску в полметра справа.
И снова единственные звукишорох мастерка и просеиваемой земли.
Нам это нужно? Самая высокая из монахинь указывает на сито.
Я встала, обрадовавшись возможности выпрямиться.
Монахиня показывает на маленький красно-коричневый кусочек.
Провалиться мне на Да, нужно, сестра. Похоже на щепку от гроба.
Я взяла бумажные пакеты из своих принадлежностей, написала на одном дату, место и другую важную информацию, положила его на сито, а остальные на землю. Пальцы на руках уже утратили чувствительность.
Принимаемся за работу, дамы. Сестра Жюльена, записывайте все, что мы найдем. Пишите на пакете и заносите в журнал, как договаривались. Мыя заглянула в яму, примерно в полуметре от поверхности. Сестра Маргарита, вы собирались сделать несколько фотографий?
Сестра Маргарита кивнула и вытащила фотоаппарат.
После долгих часов наблюдений все с радостью принялись за дело. Я копала, Веко и герлскаут просеивали. Появлялось все больше фрагментов гроба, и вскоре мы увидели очертания на месте пятна. Дерево. В ужасном состоянии. Нехорошо.
Мастерком и голыми руками я продолжала откапывать то, что должно было быть гробом. Хотя температура упала ниже нуля и я уже не чувствовала пальцев ни рук, ни ног, меня прошиб пот.
«Пожалуйста, пусть это будет она», думала я.
Ну и кто же теперь молится?
Я медленно продвигалась на север, открывая все больше и больше досок. Предмет увеличивался в ширину. Вот обозначился контуршестиугольник. По формегроб. Я едва сдержалась, чтобы не закричать: «Аллилуйя!»
«Набожно, но непрофессионально», предупредила я себя.
Я убирала землю горсть за горстью, пока не показалась вся верхняя часть. Маленький гроб, я двигалась от изножья к изголовью. Отложив мастерок, потянулась за кистью. Встретилась взглядом с одной из склонившихся над ситом монахинь. Улыбнулась. Та улыбнулась в ответ. Ее правое веко отплясывало буги-вуги.
Я снова и снова смахивала с деревянной поверхности кусочки земляной корки. Все стояли вокруг и смотрели. Постепенно на крышке гроба появился выступающий предмет. Чуть повыше самой широкой части. Как раз там, где должна быть именная дощечка. Сердце запрыгало в быстром танце.
Я смахивала грязь, пока дощечка не проявилась. Овальная, металлическая, с филигранным краем. Я осторожно очистила поверхность кистью. Проступили буквы.
Сестра, передайте мне, пожалуйста, фонарь. Из сумки.
Все снова склонились как один. Пингвины у воды. Я направила луч на дощечку. «Элизабет Николе. 18461888. Femme Contemplative».
Нашли, объявила я всем сразу.
Аллилуйя! закричала сестра-герлскаут.
Вот и весь церковный этикет.
Следующие два часа мы эксгумировали останки Элизабет. Монахини и даже отец Менар отдавались делу с энтузиазмом школьников на первых раскопках. Покровы и сутаны кружились вокруг меня. Землю просеяли, пакеты наполнили, подписали и сложили, все действо записали на пленку. Ги помогал, но с неохотой. Руководить такой странной командой мне еще не приходилось.