Тамара Сергеевна, назвала она себя, удивленно разглядывая гостя. По какому делу? На раненого не похожи
Не везет Но у вас находится на излечении капитан Калина. Знаете такого?
Что именно вас интересует?
Его самочувствие.
Почти здоров. Если бы не крепкий организм, то он со своей травмой надолго бы у нас застрял.
Замечательно! Тогда зовите.
А вот это невозможно.
Почему?
А потому, что ему со вчерашнего дня разрешены прогулки за пределами госпиталя, и он немедленно этим воспользовался.
Так, протянул Анзор Тамбулиди, где же мне его теперь искать? Может, подскажете?
Почему бы и нет?
Так где? В каком поле искать ветра?
На центральной площади. Там сегодня митинг. Так что, товарищ майор, посочувствовала она, вам придется искать не ветра в поле, а иголку в стоге сена.
Это не беда! бодро ответил Анзор. За ветром еще и гоняться надо, а иголку только искать.
Костя Калина ходил с палкой, выструганной собственноручно из ясеневой ветки. На палке торчали симпатичные сучки. Было бы не худо одеть их в серебро. Тбилиси славится мастерами по этому делу. Да, надо бы После войны. На память. Если останется жив. Если минует его вражеская пуля.
т
Калина пристроился на краю площадки, на выходе из узкой уличной щели, между старинными, возведенными не на один людской век, каменными домами. Он никогда не лез на глаза, он старался даже в толпе оставаться неприметным, чтобы никто не мешал его мыслям и чтобы он сам, даже невольно, не помешал комуто. Кроме того, еще слегка побаливало в груди, и Костя берегся всего, чтобы скорей выздороветь, чтобы как можно быстрей вернуться к побратимамокопникам.
К сожалению, совсем не громкие это словажизнь и смерть, а ежедневная будничность, которая питается последним вздохом солдата и умывается последней каплей его горячей крови. Вспоминая о павших и живых друзьях, Костя испытывал порой стыд. Стеснялся чистых простыней и горячей еды. Он укорял себя за то, что торчит в госпитале, как ему казалось, тыловым дармоедом.
А на площадичеловеческое море, затопившее не только мостовую, но и прилегающие улицы. Люди заполонили все балконы. Над пилотками и военными фуражками, горскими папахами и кубанками, черными платками вдов и матерей погибших сынов трепетали военные знамена, транспаранты и плакаты.
Костя вглядывался в сбитую за ночь трибуну, покрытую кумачом, которая поднялась посреди густого человеческого моря и с которой гневно и страстно звучали знакомые еще с мирных времен голоса академиков Орбели и Бериташвили, Героя Советского Союза Гакохидзе и бакинского нефтяника Харитонова, и очень выразительнописателя Киходзе, поэта Самеда Вургуна и народной артистки СССР Айкунаш Даниэлян. Их голоса сливались в единый могучий голос, звавший на беспощадную борьбу с фашистскими захватчиками. И этот голос, усиленный громкоговорителями, слитый воедино в «Воззвании ко всем народам Кавказа», грозно гремел над тысячеголовой площадью:
Мы превратим в неприступные рубежи каждую горную тропу, каждое ущелье, где врага будет ожидать неумолимая смерть!
Седоголовый Кавказ отдавал социалистической Родине всесотни тысяч сынов и дочерей для фронта, богатства своивысококачественный бензин и каучук, марганец и медь, боеприпасы и снаряжение.
Легкое, осторожное прикосновение к плечу вывело Костю из задумчивости. Рядом остановился статный майор, глядевший дружелюбно, потоварищески, словно давно уже они были близки. Но память не изменяла Калине: они виделись впервые.
Капитан Калина? спросил майор, хотя было ясно, что и сам он уверен в этом, и посему, вероятно не ожидая ответа, тихо добавил:Еле разыскал Я из Управления контрразведки фронта. Моя фамилия Тамбулиди. Зовут Анзор. Едемте со мнойвас ждут. Машина за углом.
Костя заколебался, вспомнив госпитальный режим, но белозубый майор весело развеял его сомнения:
Не волнуйтесь, Тамара Сергеевна разрешила везти вас. Без обеда тоже не останетесь. Это я беру на себя. Шашлык покарски не гарантирую, но «второй фронт» имеется.
Убедительно! согласился Костя. Уговорили
В приемной генерала Анзор произнес только одно слово, которое прозвучало здесь как пароль:
Хартлинг!
Но на капитана Калину оно произвело неожиданное действие. Он весь напрягся, лицо его застыло в настороженном ожидании, рука крепче сжала палку.
Дежурный лейтенант не мешкая деловито снял трубку с телефона без цифрового кода и тоже коротко доложил:
Товарищ генералмайор, Хартлинг здесь. Положил трубку и, показав на высокие массивные двери, пригласил капитана Калину:Заходите! И к Анзору:А вам, товарищ майор, приказано ждать у себя.
Калина поставил под вешалку палку и вошел, ступая четко, повоенному.
Товарищ генералмайор, начал было рапортовать, как и положено по уставу, капитан Калина
Дорогой Костя, наконецто я тебя вижу! взволнованно прервал его пожилой человек, стремительно поднявшийся ему навстречу изза стола.
Был он подвижен и легок не по годам и не по сложению. Время давно старательно выбелило его виски, пронизало седыми прядями когдато черные волосы, избороздило широкий лоб и лицо резкими морщинами от мыслей и постоянного напряжения. Несмотря на его высокое звание, ничего показного не было в немни поднятого подбородка, ни командного голоса, нит надменного взгляда. Капитан Калина был удивлен совершенно ненаигранным, подомашнему близким и сердечным обращением, которое прозвучало в этом кабинете совершенно неестественно и даже недопустимо: «Дорогой Костя» А генерал с придирчивым вниманием разглядывал его, нисколько не скрывая своего волнения, разглядывал со всех сторон, как давно отсутствовавшего сына, он даже не удержался и потрогал его бывалую в переделках гимнастерку.
Стараявыцвела.
Выстиранная, бесцветным, непослушным голосом уточнил Калина.
Генерал замер на миг, внимательно взглянул ему в глаза, потом направился к столу и поднял телефонную трубку. Набрал номер и заговорил, с дружелюбным укором поглядывая на капитана:
Нонна?.. Да, это я Ты знаешь, кто сейчас у меня? ПредставьКостя, сын Хартлинга!.. Да он, точно он Что? К нам в гости? Нет, пока что исключается Он и меня, генерала Роговцева, не соизволил узнать, где же ему узнать генеральскую жену? Я уж и не знаю, как к нему обращаться, не иначе как «товарищ капитан». Костя, как мы его привыкли называть, ныне такое обращение гордо игнорирует Какой из себя? Орел, настоящий орел! Только худющий и немного пощипанный Но ты бы его узналавылитый отец Ну как я могу его к нам приглашать, если он даже меня не желает узнавать? Что же мне, разводить салонные церемонии, знакомя вас? Да и вообще, разве насупленный капитан пара такому вот удалому генералу?..
Смутное воспоминание детских лет вдруг всплыло из глубин памяти. Когдато, давнымдавно, это полное лицо было худощавым, седые волосы буйно поблескивали шелковой чернотой. Кажется, это он легко взбегал с малышом Костиком на плечах без передышки на пятый этаж, в их московскую квартиру. Не он ли когдато принес Костику незабываемую радостьпервый в его жизни футбольный мяч, а вместе с нимпервое мальчишеское горе? Они начали азартно футболить в квартире, пока не зазвенело стекло в окне, а мяч не вылетел на шумную улицу. Пока мчались с пятого этажа вниз, прекрасного, замечательного, лучшего во всем мире мяча и след простыл
Ого! Кажется, узнал наконецто, сказал в трубку генерал Роговцев. Нонна, кончаем разговор, а то наш любимый Костя снова, будто нерушимая скала, закаменеет И к Косте:Узнал?
Узнал, товарищ генералмайор! заулыбался Константин.
Ты садись, предложил Роговцев, Вот не знаю, когда ты в последний раз видел отца?
Калина пристроился к краю стола. Заметил две папкиодну с обычным названием «Личное дело» и надписью от руки «Калины Константина Васильевича», другую с криптонимом «Историк».
В тридцать шестом году, ответил.
Да, именно тогда мы с ним отбыли в Испанию. А последний раз я видел его в сороковом году, интернированного французами в Алжире как подданного «третьего рейха».