* * *
Вы, Мария Викторовна, где останавливаетесь? У частников? спрашивает Пётр Сергеевич. А то я в «Жемчужине» местечко организую. Там трёхразовое питание и фитобар. Чего вам с дочкой у частников ютиться?
Спасибо, мы не у частников, говорит мама.
А где же? снова интересуется Пётр Сергеевич.
В вагоне душно, и лысина у него вся мокрая. Он вытирает её влажной антибактериальной салфеткой «Малыш».
А я дикарём, с палаткой, говорит Карина. Смотрела «Три плюс два»?
He-а. Тебе одной не страшно? спрашиваю.
Хотя по Карине и так видно, что не страшно. Она вон какая бедоваядва раза была замужем!
Вы, Мария Викторовна, зря отказываетесь, продолжает Пётр Сергеевич. На процедуры походите, отдохнёте. А девочку вашу можно воспитателям пристроить.
Она вам что, щенок? брови у мамы начинают ходить ходуном. «Пристроить», надо же!
Что вы! Вы меня не так поняли волнуется Пётр Сергеевич.
Бедный. Просто он к маме за четыре дня ещё не привык.
Вы не волнуйтесь, говорю я с верхней полки. Мы с мамой домой едем, на постоянное место жительства.
Валентина! цыкает на меня мама.
То есть как это? не понимает Пётр Сергеевич.
У нас там дом есть, говорю. Да. И папа тоже у нас там есть.
Я что-то не понимаю лысина у Петра Сергеевича становится бордовой, как солнце за окном. Что же вы мне голову тогда морочили?
Перестаньте, одёргивает его мама. Никто вам ничего не морочил. Напридумывали себе!
Пошли, чего покажу, говорит Карина и уводит меня из купе.
* * *
Мы стоим в тамбуре. Карина курит тонкую сигарету в костяном мундштуке и похожа на Рокси из «Винкс»[1].
А что я такого сказала? говорю я.
Со взрослыми почему-то всегда так. Соврёшькуча недовольства, а скажешь правдувообще из штанов выпрыгивают.
Проза жизни! Карина выпускает голубой дым из ноздрей. Забудь!
Красиво.
Но, вообще-то, это не совсем проза жизни.
Вообще-то, дома у нас с мамой пока нет. Мы его будем снимать. Вернее, даже полдома.
И папы у нас тоже нет.
Подъезжаем, говорит Карина и тушит сигарету. Ты писать мне будешь, Валентина Батьковна? Я тебе электронку оставлю.
Глава 2Необычная черносливина
Город встречал меня тёплым объятиемтакое ощущение, что меня не было здесь не восемь лет, а целых восемь жизней Солнце, море, кипарисы кругом, а на фонарном столбе висит объявление, и ветер его колышет:
«Сдам жильё русской женщине с ребёнком. Дёшево».
Нам это как раз подходило, и мы тоже как раз подходили. Просто на полдома нам чуть-чуть не хватало. Маму в школе сократили, поэтому.
Она бы никогда не согласилась вернуться в наш город, если бы не подвернулась работа. Ненужные воспоминания, как она объясняет. Маме позвонила подружка, тётя Вика Ботеева. Тётя Ботя, как я её называю. Они раньше в одной школе с мамой работали. Тётя Ботя сказала, что маму там до сих пор любят и ждут.
Покажите! Покажите мне тех, кто до сих пор её любит и ждёт! Несчастные, несчастные люди.
А я не понимаю, как это«ненужные воспоминания»? Особенно, если они про бабу Лизу. Папу я плохо помнютолько его жесткую бороду с рыжи нами. Потому что он всё время ездил в командировки и мы редко виделись. В этой бороде у него жил хомячок. Кажется, его звали Игнат, и, кажется, он разговаривал папиным голосомя его ужасно боялась. Так вот этого Игната я помню гораздо лучше, чем папу.
Что ты всё ездишь? говорит ему мама. Ездит, ездит, а толку с гулькин нос! У Вали зимнего комбинезона даже нет!
Зачем ей зимний комбинезон? удивляется папа. Не в Сибири ведь живём.
Ребёнок болеет круглый год!
Я болею клуглый год! подтверждаю я.
А ты её кутай поменьше.
А ти меня кутай поменьсе!
А ты мне не советуй! Советчик нашёлся.
Разговаривать с мамойвсё равно, что со встречным ветром.
Это всё твоя мать. Вчера с моря пришли, у Валеньки губы синющие, трясётся вся! А Елизавета Яковлевна: «Мы русалку ловили, чего вы от нас хотите?»
Поймали?
Что? переспрашивает мама.
Ну, русалку поймали? папа улыбается и достаёт из рюкзака круглый синий камешек с золотыми прожилками. Он у меня геолог. Держи, котик Тарасик!
Я хватаю камешек и сую его за щёку: я решила, что это карамелька.
Ты совсем спятил. Какой она тебе Тарасик? И не суй нам свои булыжники. Валентина, открой рот!
* * *
Валентина. Дурацкое, дурацкое имя! Ненавижу его.
Это меня мама так назвалав честь бабушки, маминой мамы. Её задавила машина, когда я ещё не родилась.
Когда я вырасту, то сменю и имя, и фамилию. Хочу, чтобы меня звали красиво, как всех: Настей или Дашей. Можно ещё Полиной. Папа вообще хотел меня Вероникой назватьв честь одной своей старой знакомой. Очень звучно, но мама не дала.
Мам, можно мне на море?
Никаких «на море»разбирай чемодан. Я в хозяйственныйза шваброй. Увидишь тараканасъезжаем немедленно!
Его же дихлофосом можночик, и он труп, я как раз вижу одного на стене Чёрного, он ползёт прямо на маму. Я представляю, что это такая необычная черносливина.
Мама у меня ужасно чистоплотная. У нас каждый день дома влажная уборка. Она даже в кафе никогда не естбрезгует. А в школьной столовой однажды упала в обморок. На дне тарелки у одной девочки из нашего класса лежала расчёска, а мама как раз проходила мимо.
В комнату заглядывает хозяйка квартиры, Глафира Леопольдовна. Баба Глаша, как она просила себя называть. Старенькая, ей, наверное, лет триста, не меньше. У неё голова всё время трясётся, а вместо рта морщинка. У нашего соседа-тракториста такая собачка в кабине была, с болтающейся башкойбаба Глаша на неё похожа.
Это вам вторые ключи, Машенька. Если что понадобитсякастрюлька там какая или кипятильниквы стучитесь четыре раза, говорит Глафира Леопольдовна своей морщинкой.
Спасибо, у нас всё своё.
* * *
Мы уже третий день в городе, а море я вижу только из окна.
Мы живём в хрущёвке, на пятом этаже, и вокруг пальмы.
По-моему, когда вокруг пальмы, нужно строить одни дворцы. Из мрамора, например, а лучше из горного хрусталяон недорогой. Я бы так делала, здесь же круглый год солнце. И ещё американские горки с аквапарком. Тогда будет красиво. Это будет гармония, как говорит наша учительница по изо. Потому что человек должен жить с природой в гармонии. А когда строят из бетона и каких-нибудь шлакоблоков, получается наоборот. Вместо асфальта я бы ничего не клала, пускай везде растут трава и цветылучше, если это будут гладиолусы.
Скоро первое сентября и я пойду в седьмой класс. Каждый день мама ходит устраивать нас в школу. Её-то сразу взяли учителем географии, а со мной получились какие-то нестыковки. Школа рядом с домом, но там в классах уже полный набор. Нет мест. Мама хочет, чтобы мы ходили в одну школу, а мне всё равно. Мне просто надоело сидеть дома.
* * *
В деревнетам не как в городе. В деревне время тянется длинно-длинно. Дни медленные, как будто их кто-то тянет за хвостидут и идут и никак не кончатся. Я думаю: почему так? Вот сидишь ты в очереди к ухо-горло-носу, сидишьтри минуты, четыре, пять, восемь Рассматриваешь наглядную агитацию «Профилактика гайморита у детей». Разглядываешь и думаешь, сейчас тебе будут делать пункциювтыкать иголку в нос. Будут хрустеть твои бедные-бедные хрящики. И вроде бы сидишь-то всего ничего, каких-нибудь восемь-девять минут, а кажется, что всю жизнь тут сидишь, пересчитываешь капельки от побелки на полу. Чупа-чупс среднего размера тоже восемь-девять минут сосешь, я засекала, но как они необычайно быстро пролетают! Как-то я поделилась своими наблюдениями с Федоренкой, а она говорит:
А ты, пока в очереди сидишь, чупа-чупс соси.
Но разве же я об этом?
Я сильно поначалу скучала. Особенно по папе.
Мам, а где все папины фотографии?
В альбоме вместо папы пустые прозрачные кармашки.
Она молчит.
Он скоро приедет?
Скоро, говорит мама. Ты же знаешь, папа у нас в ответственной командировке. Он страшно занят.