Извините! Смотреть надо, куда прёшь! передо мной загорелая девчонка с длинными волнистыми волосами.
Какая красивая! Только лицо сердитое.
Чего уставилась? Шевели колготками! Лифчик, смотри, не потеряй.
Она хохочет, запрокинув голову, как на сцене. А следом хохочут остальные девчонки, все в ярких бикини.
Просто мне купальник великоват. Мама купила на вырост, а он ещё и растянулся.
Купаться уже совершенно не хочется. Я отплываю в сторонуподальше от этой компаниии выхожу на берег.
Надо попросить маму купить мне новый купальник. На базаре можно найти не очень дорогой.
Когда я возвращаюсь на наше место, мама разговаривает с каким-то мужчиной. У неё всё лицо и шея в красных пятнах. А у мужчины ничего такого, только гладковыбритый волевой подбородок.
Здравствуйте, говорю я мужчине и беру полотенце. Где-то внутри дребезжит маленький тревожный звоночек.
Привет, отвечает он и пристально на меня смотрит.
Мне неловко, кажется, я даже краснею. Когда мне неловко, я становлюсь горячей и слышу в ушах море. Хотя я его и так сейчас слышувон же оно, совсем рядом. А чего он уставился, как я вытираюсь? Ещё в костюме на пляж явился, бред какой-то.
Ты нас не представишь? спрашивает он у мамы.
Не вижу смысла. Собирайся, Валя, мы уже уходим.
Ну хорошо, я тогда сам представлюсь, говорит мужчина и откашливается в кулак. Валя, я твой папа.
И так он это буднично сказалтак наш сантехник говорит, когда приходит чинить трубы:
Привет, я сантехник.
Как будто я не знаю.
Мужчина точно таким же тоном это сказал. А мне показалось, в небе что-то взорвалось.
* * *
Баба Лиза срисовывает мне собачку из «Золотой книги сказок» Божены Немцовой.
Не называй меня, пожалуйста, бабушкой. Особенно при дяде Арчиле, ладно?
А почему? мне вдруг становится обидно. Ты же моя бабушка! Да? Моя?
Ну, конечно, твоя, улыбается баба Лиза. Вот посмотри на меня.
Я смотрю.
Ну, что ты видишь?
Я тебя вижу.
А бабушку? Ты бабушку видишь? волнуется бабушка.
И тут до меня доходит! Бабушки ведь какие? Седые и в платочках. В лучшем случае в огромных мохеровых шапках, и пахнет от них котами или пирогами с капустой. А от бабушки пахнет французскими духами, и ещё она носит длинный рыжий кудрявый искусственный хвост на голове. Это когда без шляпы.
Нет, говорю, никакой бабушки здесь нет.
Вот видишь! радуется бабушка.
А как тебя тогда называть?
Давай просто Лизой.
Но ты же мне всё-таки бабушка, нервничаю я. Про бабушек так ведь не говорят.
А мы будем, ладно?
Ладно. Только ты меня тоже Валей не называй.
Хорошо. Давай я буду звать тебя котиком Тарасиком.
Меня уже так папа называет.
Нуууу тянет Лиза, давай тогда Собачкиным. Хочешь?
Глава 5Позавчерашний батон
Зачем ты так сказала? Что папа умер?
Потому что это правда. Мама режет на кусочки морковь для жаркого: ток-ток-ток-ток по доске.
Мама! Как ты так можешь? Он ведь живой.
Он нас бросил, а это хуже, чем если бы он на самом деле умер.
Мама разрезает не морковь, а кухонное пространство. В одном кусочке я, в другомона со своим острым ножом.
Кому хуже? Тебе? я вдруг начинаю злиться. Меня же в школе сироткой дразнили! Мне же сны снились! Я же всё время думала, что у меня папы нет!
А у тебя его и нет, спокойненько так отвечает мама. Он предал тебя. Он женился на другой женщине. Ты ему не нужна, понятно?
Нужна! Он мне сам сказал. Это ты ему не нужна!
Не ори, хозяйка услышит. Мама невозмутимо вываливает свою дурацкую морковь в сковородку.
Да мне по фиг!
Выбирай выражения! Сказал он ей! Он тебе сейчас и не такого наговорит. Очнулся через восемь лет, говорун.
Папа меня искал! Он же писал мне! Почему ты мне его письма не показывала?
Не показывала для твоего же блага.
Ты врёшь! Всё врёшь! И всё время врала!
Успокойся, сказала. Лучше послушай меня, говорит мама ледяным тоном и включает газ под сковородкой. Твой отецподлый человек. Ты не знаешь и половины того, что она вдруг замолкает.
Чего?
Неважно Дочка Мама вдруг вся как-то обмякает и опускается на табурет.
Мне становится страшно. Ей что, плохо?
Я привыкла, что мама всегда одинаковаястрогая и Да, чёрствая, как позапозавчерашний батон. Как будто её, как Железного дровосека, сделали из железа, а внутрь положили только строгость и чёрствость. И больше ничего.
Я тебе не сказала правды тогда, говорит мама с табурета, но я сделала это ради тебя. Я хотела, чтобы ты помнила папу хорошим. Чтобы тебя вся эта грязь не касалась В той ситуации это было самое лучшее, что я могла для тебя для нас с тобой сделать. Мама подходит к окну и смотрит во двор, как будто кого-то ждёт. Я, наверное, виновата перед тобой.
Во дворе между пальмами кто-то натянул верёвку с мокрым бельём. С семейными трусами и майками. А на скамейках сидят старушки и кричат своим внукам, чтобы они не хватали Степана за лапы. Но внуки всё равно хватают этого Степана.
Прости.
Я подхожу к мамеу неё уставшее белое лицо без косметики, и она похожа на медузу, которую вышвырнуло прибоем на берег.
Обещай, что никогда больше меня не обманешь.
Обещаю, кивает мама.
Она никогда не пользуется косметикой. Только ночным кремом, который вкусно пахнет какими-то цветами. Так пахнет на лугу в километре от Фирсовки, когда июль и только что прошла гроза.
Мне хочется обнять маму, но вместо этого я говорю:
Папа меня в гости позвал.
Нет.
Ну мама!
Даже и не думай, она моментально становится прежним чёрствым батоном.
Но почему? к горлу опять подкатывает злобный шарик. Я вскакиваю.
Сиди, командует мама. Иногда мне кажется, она путает меня с собачонкой. Ты не будешь с ним общаться. Я запрещаю, понятно?
Понятно.
Мой руки, и будем ужинать.
Не хочу, говорю я и иду в комнату, но на пороге останавливаюсь. Дверь в комнату Глафиры Леопольдовны быстренько закрывается.
Мама, а баба Лиза?..
Мама качает головой.
Я не стала спрашивать у неё, от чего умерла бабушка. Мне почему-то было уже всё равно.
* * *
А с папой мы всё-таки стали общаться. Всё вышло из-за школы. Вернее, из-за тёти Боти. Это она рассказала папе, что мы вернулись в город и что меня не берут в школу.
Кто тебя за язык тянул? злилась мама. Мне не нужны его подачки и покровительство!
При чём тут ты, вообще? спокойно возражает тётя Ботя.
Она сидит на моей кровати и подпиливает ногти. Они у неё длиннющие, как у Мура-масы из «Блич»[2].
Ты лучше о дочери задумайсятак, на секундочку. Данил, между прочим, не последний человек в городе.
Тётя Ботя училась с моим папой в одном классе, а с мамойна одном курсе в пединституте. Это она маму с ним познакомила, когда они ещё были студентами. По папиной просьбе. Он маму один раз увидел и сразу влюбился.
Он сейчас, знаешь, как развернулся? На днях опять купил заводик, в «Краснодарской правде» про это целая статья. У него недвижимости по всей Европе понатыкано, как грибов после дождя!
Господи, да какая мне разница? перебивает мама. Кто он теперь, что он? Где он был раньше? Он все эти годы вообще думал о Вале? Он хоть копейкой нам помог?
Ты же сама отказалась от алиментов, парирует тётя Ботя. Не надо его во всех смертных грехах винить.
Мама молчит, не отвечает. Она чувствует, что тётя Ботя на папиной стороне, и это её бесит.
Ладно, ты свою гордость-то поумерь! О Валентине думай в первую очередь. Ты хоть в курсе, что это за школа? Элитная, языковая! говорит тётя Ботя с особым ударением и кладет пилочку в сумку. Там половина педсостава носители языка. В неё абы кому с улицы не попастьтам обучение стоит бешеных денег. Оттуда после восьмого класса в Англию прямая дорога. Учеников в любой колледж берут с распростёртыми объятиями, а там и Кембридж не за горами. У них там, мне Пахомов рассказывал, чуть ли не золотые унитазы в туалетах стоят. Компьютеров больше, чем самих детей. А знаешь, сколько там нашему брату в месяц платят?