Лешка приехал через двадцать минут и, войдя в квартиру (у него были свои ключи), увидел свою сестру с распухшим лицом. Она не сказала ему по телефону, что произошло, просто попросила приехать, но так как без особой нужды она не любила названивать по нескольку раз на дню (а утром она уже отмечалась), он понял, что это серьезно.
Лешка прошел в комнату и, взяв сестру за подбородок, поднял ее лицо кверху, желая получше рассмотреть ее, уже начавшую переливаться всеми цветами радуги, щеку.
- Хороша! - он вопросительно поднял брови, ожидая объяснений. - Ну?
Лешке не нравился выбор сестры, но они привыкли не лезть в любовные дела друг друга. Когда же она собралась замуж, Лешка привел ей массу аргументов против их брака, но Наталья настаивала на своем: Лешка к тому времени опять сошелся с женой и у них родилась дочка, подружки повыскакивали замуж; Танька, кстати, была одной из последних, засидевшихся "в девках". Ей тоже захотелось домашнего уюта, ведь она не думала что все обернется именно так, как предсказывал брат, довольно хорошо разбирающийся в людях.
- Я созрела... - горько вздохнула Наташка.
- Убить его или пусть живет? - кивнул он в сторону кухни, где горе-муженек смотрел телевизор.
- Как хочешь, - пожала плечами сестра. - Я с ним жить не буду.
Лешка пошел на кухню, достал из морозилки кусок мяса, принес его в комнату и, обернув полотенцем, протянул сестре:
- Ты пока посиди здесь, подлечись немного...
- Леш, - она схватила его за рукав правой рукой, так как левой прижимала к щеке завернутое в полотенце мясо. - Не надо убивать, пусть просто убирается отсюда...
Лешка был настроен решительно, он не мог допустить чтобы какой-то козел поднял руку на его младшую сесренку, на его кровь.
Он сунул ей попавшуюся под руки газету и подтолкнул к дивану:
- Отвлекись, я в тюрьму не собираюсь...
Через полчаса Наташка с Лешкой курили на балконе, ожидая, пока ее муж с окровавленой мордой, которому только что удалось остановить кровь, соберет свой небогатый гардеробчик.
Его всего трясло, когда он швырнул ключи от квартиры под ноги супруге и, еле шевеля разбитыми губами, все же произнес:
- Ты еще сама приползешь ко мне, сука, и будешь умолять, чтоб я вернулся...
- Иди, не нарывайся, - примирительно подтолкнул его к двери Лешка, который взял сумку с остальными вещами и собирался подбросить непутевого зятя к нему домой.
- Без рук, я сказал! - огрызнулся Наташкин муж и, презрительно плюнув на ковер в прихожей, развернулся, чтобы выйти.
Наташка вспыхнула, но Лешка махнул рукой: "мол, с него и так хватит".
- Я позвоню вечерком, - пообещал он ей и пошел вслед за получившим по заслугам родственничком.
В следующий четверг Лешка провожал Наташку с Танькой в небольшой дом отдыха, если его можно было так назвать. Раньше-то это действительно были коттеджи для семейного отдыха, но сейчас не очень многим семьям удавалось выкроить из своего бюджета деньги на цивилизованную поездку в выходные дни на лоно природы. И это хозяйство пришло в упадок, оставшись без былого финансирования.
Некая коммерческая фирма взяла коттеджи в аренду и оборудовала их по своему усмотрению, оставив за предприятием пару зданий, стоявших на отшибе, для все еще работающих на нем людей.
А из оставшейся части вышел прекрасный, довольно дорогой центр, где были великолепные номера-люксы, несколько баров, залов для проведения дискотек, теннисные корты, бильярдные, небольшое казино, спортзал с разными тренажерами, сауна с бассейном, два видеозала, предназначенные для проведения уик-эндов, не знающих куда себя деть, молодых людей. Все находилось в прекрасном лесном массиве на берегу спокойного озера, на котором, правда уже не катались на лодках, так как прошел сезон.
Лешка старался приучить себя к мысли о том, что девчонкам надо "расслабиться" и Татьяну нельзя оставлять сейчас одну, ей нужна смена обстановки, новые впечатления и переживания, которые он не мог бы ей предложить. И он понимал, что она права, отклонив их.
Юлька смотрела за детьми, затеявшими игру в салочки вокруг машины.
Таня все старалась поймать взглядом дочку, которую оставляла на несколько дней у друзей, но Ирка не соображала, что мама тоскует и, весело повизгивая, носилась за подружкой.
Лешка вытащил из кармана небольшую коробочку, протянул сестре и сказал, обращаясь к обеим:
- Девочки, я надеюсь на ваше благоразумие, ведите себя хорошо и соблюдайте правила личной гигиены.
Наташка, увидев на коробочке выразительный рисунок, хмыкнула:
- Зачем нам столько?
- На всякий случай, - насмешливо отозвался брат.
- На всякий случай я уже взяла, - успокоила она его, но ему от этого спокойнее не сделалось.
Таня поймала Ирку и поцеловала ее, прощаясь. Та прижалась к маме на несколько минут и стала дергаться, пытаясь показать язык, дразнящей ее разбаловавшейся Юлькиной дочке.
Юлька положила руку Тане на плечо:
- Ты, подруга, как на фронт собираешься. Поезжай спокойно, все будет хорошо, - заверила она ее.
Наташка заметила, что они едут как раз "на фронт", в некотором смысле этого слова, отчего Лешка болезненно скривился. Он, со вздохом поцеловал сначала свою сестру, затем подружку и, пожелав обеим "ни пуха!", обнял жену, и они пошли к машине, возле которой возились дети.
Две большие сумки уже стояли на сидениях японского микроавтобуса, и молодые женщины заняли свои места. Через несколько минут последний пассажир закрыл за собой дверь и автобус повез их навстречу развлечениям и приключениям...
...Вернувшись из поездки, не принесший ей особого удовлетворения, Таня опять осталась наедине со своими проблемами. Она почему-то вспомнила бабу Катю. Месяц назад Танина семья получила печальную весть. Их дальняя родственница, крестная ее отца, умерла. Старушке было уже за восемьдесят, и она была одинокой женшиной. Последний раз Таня ее видела два года назад на ее восьмидесятилетии. Она не часто навещала старую женщину, но ей нравилась завораживающее ощущение того, что она оказалась в другом мире. Вещи в доме бабы Кати были старые, почти антикварные, некоторые даже старше самой владелицы, доставшиеся ей по наследству от родителей.
Таня помнила, что баба Катя любила ее брать на руки, когда та была еще маленькой, и что-то тихо приговаривала, гладя ее по шелковистым волосам.
Во время войны молоденькая Катюша очень любила одного человека, они не успели пожениться, но на память о себе он оставил ей в подарок маленькую дочку, родившуюся уже после его гибели. К сожалению, Танечка, как назвала ее Катерина, прожила всего год и несколько дней: холод и голод не пощадил маленькое тельце. Больше Катя не встретила такого человека, от которого хотела бы иметь детей даже без замужества. Она так и прожила всю жизнь, ухаживая за двумя самыми дорогими ей могилками.
После похорон и поминок бабы Кати, Танина мать и еще одна родственница поехали разбирать ее вещи. Покойная баба Катя жила в огромном "сталинском" доме, в котором недавно закончился капитальный ремонт. Может быть, она прожила бы еще несколько лет, если бы не этот переезд в связи с ремонтом. Больше половины коммуналок расселили.
Не так давно баба Катя, по просьбе соседей, приватизировала свою комнату. Соседи надеялись, что со временем (после смерти старушки), смогли бы расчитывать на ее жилплощадь, но пока находились на служебной квартире, предоставленной им на время ремонта, неожиданно подошла их очередь на трехкомнатную квартиру, которую они ждали более двенадцати лет и уже не надеялись на такое чудо. Конечно, перспектива получения соседкиной комнаты давала бы им гораздо больше метров - квартира была огромная, но они, столько лет ждавшие такого момента, были не в силах отказаться получить еще одну комнату немедленно, причем, в новом доме.
Баба Катя не поехала на новую квартиру. Несколько раз ей предлагали однокомнатную квартирку от фабрики, где она проработала всю жизнь, но она все отказывалась в пользу более нуждающихся. Потом предлагать перестали: у нее не было особых льгот, на которые делают основную ставку: с мужем она не была расписана, поэтому привелегии вдовы погибшего на нее не распространялись. А в войну она не стояла у станка, так как растила дочку и помогала фронту тем, что шила военное обмундирование по семнадцать часов в сутки с такими же, как она женщинами, имеющими грудных детей, в холодном неотапливаемом помещении под оглушающий перестук маховых колес швейных машин до ломоты во всем теле.
Летом она приезжала к Таниным родителям в деревню, где часами вспоминали вдвоем с Таниной бабушкой дни молодости, нежась на нагретом солнцем крылечке перед домом. А с наступлением холодов, перебралась к племяннице, одиноко живущей в двухкомнатной квартире.
Кап.ремонт в старом доме делали долго, но на совесть: укрепили все балки, потолки, стены, поменяли трубы отопления и водоснабжения, наконец-то провели горячую воду и выкинули все газовые колонки. Дом был заново отделан и долго еще сохранял запах свежей краски. Кое-где пришлось перекладывать паркет и некоторые элементы мраморной лестницы, только опять, почему-то, не сделали лифт в этой девятиэтажке с высоченными потолками. Могли сделать хотя бы снаружи, как во многих старых домах.
Баба Катя очень сильно "сдала", когда вместе с вещами вынуждена была временно переехать. Старушка очень хотела вернуться в свою комнату, в которой, как ей казалось, навсегда поселились души дорогих ее сердцу людей. Но и обратное заселение не прошло даром - она всего несколько месяцев прожила, вернувшись домой.
Среди альбомов со старыми фотографиями, пожелтевших писем со штемпелем полевой почты, написанных красивым калиграфическим почерком, перетянутых шелковой узкой ленточкой, и нескольких детских распашонок, кружевного чепчика и маленького платьица, женщины наткнулись в этом ящике комода на несколько интересных документов...
...Почему-то Таня не получила того удовольствия, которое она хотела бы себе доставить этой поездкой. Наташка была в большем восторге от проведенных за городом выходных. Домой они приехали на роскошном "мерсе" Натальиного нового знакомого. Тот, с кем Таня провела время, оставил ей свою визитку и очень пытался заполучить ее тетефон, хотя бы служебный, но про себя Таня решила, что продолжения не последует. Он был совсем чужой, несмотря на проведенные вместе четыре дня и две ночи. Его движения, запах, речь - все было незнакомо. Может быть, потому, что за семь лет супружеской жизни Таня ни разу не посмотрела "на сторону" и получился такой эффект. Ей все еще казалось это недопустимым, она продолжала себя чувствовать женой, принадлежащей другому человеку.
Наташка была давно разведена и ко всему относилась проще. Таня удивлялась, почему она до сих пор никак не успокоится и не выйдет замуж. Нормальных ребят у нее было полно. По крайней мере, родила бы ребенка, ведь почти тридцать лет девке, но Наташка возмущенно возражала, что нечего плодить нищету. "Вот когда я обеспечу себя на первое время или найду того, кто отвечает всем моим требованиям - вот тогда и будет счастливый семейный очаг", - обычно к такой формулировке подходил их разговор на эту тему. Очевидно подходящего кандидата еще не было, а Наталья, после развода попавшая на работу в удачное место с неплохой зарплатой, привыкла хорошо одеваться и употреблять только дорогую косметику, тем более у нее была масса времени, чтобы следить за собой, так и ждала своего суженного. Она переодически делала визиты к брату и своим подругам, которые, обзаведясь потомством сидели дома, надеясь, что как дети более-менее станут самостоятельными, у них появиться больше времени, чтобы его можно было бы потратить на себя. Они немного завидовали свободной Наташке, которая по собственному усмотрению распоряжалась своим временем.
Дочку пришлось оставить ночевать у свекрови, чтобы дать возможность ей встретиться с Егором. бывший муж работал и должен был прийти только вечером. Таня с ним встречаться не хотела и решила посвятить освободившийся день уборке квартиры, тем более в прошлые, бурно проведенные выходные, ей было не до этого. Грязи особой не было, но огромные лохмотья пыли перекатывались около стен в коридоре и вылетали из-под кровати, когда она трясла покрывало, заправляя ставшую почему-то неудобной кровать.
Был уже пятый час ночи, а Татьяна все не могла заснуть, представляя, как ее бывший муж "отрывается" с Ольгой. Она не подозревала, что он вернулся довольно поздно, когда Ирка уже спала, и остался ночевать дома, чтобы с утра иметь возможность провести с ребенком некоторое время, зная, что у Тани на воскресение могут быть свои планы и она может потребовать привести Ирку домой, как только сама выспится.
Татьяна вспоминала какие-то незначительные подробности совместной с Егором жизни и они преобретали для нее новый смысл, представ ей в новом свете после произошедших изменений. Она представила, что теперь всегда ее кровать будет такой чужой и холодной без человека, прожившего с ней так долго. Молодая женщина зарылась с головой в подушку и почувствовала едва уловимый родной запах его туалетной воды.
Слезы хлынули ручьем и она, вдоволь нарыдавшись, вскочила с кровати и, включив свет, стала яростно стаскивать наволочку и пододеяльник, чтобы поменять белье, хранившее запах Егора. Затем Татьяна залезла в аптечку и, высыпав все, что там имелось на пол, отыскала несколько таблеток снотворного. На мгновение у нее появилось желание выпить сразу все, но здравый смысл подсказал, что этих таблеток вряд ли хватит, чтобы свести счеты с жизнью, а выглядеть потом посмешищем или получать очередную порцию сочувствующих и понимающих взглядов в спину - не хотелось. Она взяла одну таблетку и, оставив все остальное содержимое аптечки валяться на полу до утра, улеглась на кровать. Тане снился какой-то один долгий и хороший сон: как будто она вновь с Егором, и у них все хорошо и безоблачно, как в первые годы замужества. Она почти физически ощущала его тело в своих объятиях, занимаясь с ним в своем сне безумной страстной и очень нежной любовью.
Зазвонил телефон, и Таня с трудом разлепила тяжелые после снотворного веки. Ее руки крепко сжимали одеяло, сбившееся в ее объятиях. "Неужели я всю ночь занималась любовью с одеялом?" - горько удивилась она. Звонила Иришка, спросить, могут ли они с папой пойти погулять или ей надо возвращаться домой. Таню так и подмывало спросить, что это он в такую рань заявился, но посмотрев на часы, она удивленно подняла брови - через пару часов пора было бы обедать. Татьяна ничего не могла найти, чтобы отказать дочери в просьбе, хотя она знала, что Егору причинила бы боль, не разрешив им побыть еще вместе. Она подавила искушение доставить себе маленькую радость, ведь ребенок не виноват, что взрослые люди перестают любить друг друга. Хотя она все еще продолжала его любить и даже, пожалуй, больше, чем раньше, когда была уверена, что он останется рядом с ней на всю жизнь... Таня ненавидела бывшего мужа за это чувство, что не могла выкинуть из сердца, как того требовала оскорбленная гордость... но должно пройти время, чтобы перестать ненавидеть и себя...