Пусти, пусти! попыталась она толкнуть меня снова, а потом закричала:Ненавижу, ненавижу, будь ты проклят, проклят! принялась она колотить по мне кулачками.
Мне пришлось схватить ее и прижать к себе. Одной рукой я удерживал ее запястья она все еще дергалась ударить менядругой прижимал ее голову к своей груди, не давая кричать. Я был напуган ее вспышкой; всегда сдержанная и спокойная Михримах не была склонна к истерикам. Что же произошло? Чем я так задел ее?
Она зарыдала, вырвалась и осела к моим ногам. Я видел, как дрожат ее плечи, а руки нервными рваными движениями дергают сероватые оборки рукавов.
Со вздохом я обошел ее и присел перед ней на корточки, пытаясь заглянуть в лицо, которое она успешно отворачивала.
Не прошло и месяца, как мы женаты, а она уже третий раз впадает в истерику. Является ли это для нее нормальным? Как вообще узнать, насколько часто для женщин нормально впадать в такое состояние и как оно должно протекать?
Я, безусловно, знал, что женщины хрупки эмоционально, что слезы у них близко, и что они легко впадают в истерики. Да, мне казалось, что Михримах не склонна к этомуно ей, как дочери султана, пристало держать себя перед окружающими. Как бы мягко выяснить, нормально или нет для нее огорчаться столь часто?
Госпожа, попробовал я прояснить обстановку, возможно, мне стоит позвать лекаря?
Нет, тут же испуганно вскинула она на меня глаза, нет, Рустем! Ни в коем случае!
Так. Ясности не прибавилось.
Но, госпожа, простите мою дерзость, проявил я настойчивость, параллельно помогая ей подняться и привести себя в порядок, вы и раньше обходились в таких ситуациях без лекаря?
В таких ситуациях? растеряно переспросил она, и на миг в ее глазах промелькнула такая беспомощность, что я все понял.
Медленно я проговорил, сжав ее руку в своей:
Позвольте мне высказать предположение ваша матушка не одобряла проявлений вашей женской чувствительности?
Она в смятении вспыхнула и отвернулась. Спустя некоторое время тихо признала:
Матушка полагает, что мне следует лучше держать себя в руках. Ведь я дочь повелителя мира!
В этот момент я почти ненавидел Хюррем-султан.
Госпожа, я мягко гладил ее ладонь, и она не вырывалась, но и повернуться ко мне не решалась или не хотела, теперь вы моя жена, и вам нет нужды бояться неодобрения вашей матушки. Теперь перед Всевышним за вас отвечаю я; и вам нет нужды скрывать от меня свои переживания и чувства. Госпожа, вы можете просто сказать мне о том, что вас волнует или тревожит. Просто доверяйте мне; я не прошу большего.
Она молчала с минуту. Потом повернула ко мне голову, долго смотрела на меня глубоким, прожигающим взглядом. Потом сказала:
Я попробую, паша, забрала у меня свою руку и все-таки вышла.
Глава четвертая. Приглаженная хвоя
* * *
Ужасно! Положительно, ужасно! Я постоянно попадаю в этом браке в невыносимые, немыслимые, унизительные ситуации!
Невозможно было передать, как я стыдилась себя. Насколько безвольной я оказалась! Никто никогда не видел меня в таких состояниях; и лишь за несколько недель я успела так опозориться в глазах мужа! Подумать страшно, какое у него обо мне установилось мнениене то чтобы меня заботило его мнение, но это ужасно, что я так распустила себя.
Ладно, я была выбита из колеи откровениям Малкочаглу стой, глупое сердце, не бейся так сильно! потом, этот ужасный брак Но теперь-то! Сперва осы, потом это!
Раньше мне не приходилось стыдиться своего поведения. Да, бывали в моей жизни разные неприятные истории, но всегда я держала себя так, как подобает госпоже. Сдержанно и ровно. Что же теперь?
матушка в свое время много сил потратила на мое обучение, и логическое мышление было тем атрибутом моего воспитания, которым я безмерно гордилась. Матушка была не глупее пашей и визирей, и я всегда тянулась к этой планке, и достигла в этом успехов.
Я постаралась взять себя в руки и логически посмотреть на ситуацию. Понять, почему я так часто и постыдно срываюсь в его присутствии.
Было бы все гладко, если бы в основе лежал страхя думала об этом. Хоть мне и невыносима сама мысль, что я могла бояться его, но это многое бы объяснило. Однако страха не было.
То, что я чувствовала к Рустему-паше, было похоже на гневно чем я разгневана? Очевидно, нашим браком, но была ли ситуация его инициативойили матушкиной?
Я склонна считать, что он при любом раскладе тут замешан. Даже если идея была матушкинаей бы в голову не пришло откупиться мною, если бы Рустем не испытывал бы ко мне чувств.
Итак, логично предположить, что я гневаюсь на Рустема из-за того, что онпричина ненавистного мне брака. И хотя он несколько сгладил дело своим решением не докучать мне супружескими обязанностями, и в целом я нашла в своем новом положении много плюсов, это его не оправдывает. Мой гнев законен и обоснован.
Но, кажется, истерики не являются лучшим способом для изъявления этого гнева. Холодность и отчужденность должны стать моими принципами, а меж тем, я демонстрирую постыдную женскую слабость и раз за разом принимаю его поддержку, что безмерно унижает меня!
глоток остывшего водянистого шербета не прибавил ясности моим мыслям. Я запуталась в моем отношении к Рустему и поняла, что мои чувства к нему противоречивы. Но как разрешить эти противоречия? Я не знала! И решила пока отложить вопрос, и постараться воздержаться от усугубления дела новыми вспышками.
Однако. Пусть я и хорошо это придумала, у меня оставался нерешенный вопрос с бумагой. Он так неудачно застал меня за попытками раздобыть ее! Конечно, можно бы послать купитьно вот беда, у меня совсем нет денег! Драгоценности, безделушки, ценные вещицыи ни одной монеты! Никому в голову не пришло добавить их к моему приданному; предполагалось, что все мои нужды будет удовлетворять муж. Можно, конечно, послать в гарем; но ведь это не укроется от чуткого взора Хюррем-султан! У нее начнутся закономерные сомнения, она задастся вопросам: почему я послала за бумагой в гарем? Нежелательные вопросы приведут к весьма неприятным выводам, не избежит разговора с Рустемом, вцепится как клещ в эту странность и все выпытает!
Нет, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы мать заподозрила, что у нас что-то не ладно!
Придется говорить с Рустемом; бумага мне нужна, и новые книги не помешают. Можно, конечно, снова совершить вылазку к ларю но только сейчас я понялаа если у него все подсчитано и учтено? Кажется, паша склонен быть расчетливым и бережливым, заметит пропажу даже пару листов, начнется следствие, будут искать вора О чем я только думала, когда туда полезла?
Бумага, проклятая бумага! Даже из такой мелочи получается целая проблема! Как я ненавижу это положение!
И тут мне пришла в голову светлая мысль, которая все сгладила. Попрошу Гюльбахар! Она служанкаи это ее проблема, где раздобыть мне бумаги!
О Всевышний! Я здорово поглупела от всех этих волнений. Почему мне сразу не пришла в голову мысль послать за бумагой ее? Ведь на то и слуги в этом доме, чтобы обеспечивать мои нужды!
с поставкой мне бумаги Гюльбахар и впрямь справилась без проблем. Это ободрило меня, и я снова почувствовала себя хозяйкой своей судьбы. Я стала чаще обращаться к Гюльбахар с распоряжениями, и поняла, что имею теперь даже большую свободу, чем в былые времена. Это пьянило и окрыляло. Хотя я и пользовалась, казалось, абсолютной свободой в доме отца, все же были границы дозволенного, за которые мне нельзя было переходить. Самыми раздражающими меня были запреты некоторых книг, которые так и манили своими корешками! Я знать не знала, что было написано в тех книгах, но они тревожили мое воображение своей недоступностью. И, конечно, когда я поняла, что верная Гюльбахар купит мне что угодно, я решила воспользоваться своей новой свободой и добраться до тех таинственных книг.
Правда, здесь было досадное препятствие. Гюльбахар не умела читать, а я не помнила или не знала названий, которые меня интересовали. Из многочисленных томиков нашей библиотеки, которые мне отказывались давать, ссылаясь на приказ повелителя, я помнила только одно загадочное итальянское имя, Боккаччо. Книга называлась как-то сложно, что манило к ней еще сильнее.