Галицкий ступил на порог родного дома с тяжелым сердцем. Давила обида, несправедливость. Жена бросилась навстречусоскучилась. Грустный вид мужа обеспокоил ее. Она было кинулась обнимать его, да только он отстранил ее, прошел в дальнюю комнату, сел к столу. Стал перебирать стопку газет, накопившихся за месяцы его отсутствия. С деланной сосредоточенностью всматривался в обвисшие безжизненные страницы.
Случилось что? сказала жена, глядя с порога на мужа, говори, Владимир Дмитриевич. Глядишь и помогу чем, выручу
Растрата, мать, твердо сказал Галицкий, большая растрата. Судить будут
Она всплеснула руками.
Господи, да что же это такое! Какой же ты растратчик, да быть того не может. Не верю я.
А вечером, когда Галицкий лежал на грубке и, глядя вперед себя, думал о своей беде, когда жена сидела рядом и говорила: «Не печалься, Владимир Дмитриевич, не задумывайся так. Слышь, Владимир Дмитриевич, брось, не думай об этомсъедешь с глузду, что будем делать? О детках лучше подумай»в дверь постучали и в хату вошел председатель. Анна встретила его настороженно.
Где хозяин?
Там, кивнула она в сторону большой комнаты, где на грубке возлежал несчастный Галицкий.
Ты, слышь, не серчай. Погорячился я там, в правлении, поторопился пророкотал с порога председатель.
Галицкий повернулся к нему спиной, уставился в стенку. Широченная спина не шелохнулась.
Так вот слушай, сказал председатель, будто не обращая на него внимания, мы тут посовещались Обсудили все и решили Нечего тебе делать в суде, в тюрьме Мы тебя знаем много лет, доверяли все эти годы Скажи, разве не так?.. Нет, ты скажи. И в этот раз мы тебе доверили, ты не можешь упрекнуть нас, ну, слышишь ты или нет
Галицкий молчал.
Так вот что мы решили Не внести тебе эти деньги никогда Словом, в Кувшинках, как тебе известно, есть дурдом Так вот, если ты не будешь дураком, мы можем все устроить. У меня свояк главным у них Через месяц вся эта история будет забыта Обещаем тебе всем колхозом носить регулярные передачи Слышишь ты, черт упрямый
Галицкий молча повернулся к председателю, взглянул в глаза своего благодетеля и, обхватив голову руками, заплакал. Крупная его спина завздрагивала, на колени падали слезы.
Ну смотри, дело хозяйское, махнул рукой председатель, я пошел, слышишь, пошел. Ну тебя. Ему как лучше, а он
Галицкий так и остался сидеть в подштанниках на грубке, вздрагивая и проливая слезы на свою печаль, не обращая внимания на жену, которая рядом стояла со стаканом воды и сама всхлипывала, расплескивая воду из стакана на пол.
Вот они, старые друзья, видала, что надумали, слыхала? А?
Всю эту ночь председатель не спал, ходил по комнате, курил, нервничал. Под утро в окно постучали. Он кинулся на стук. Под окнами стоял Галицкий. На нем был новый шевиотовыйпо складкам видно былоиз сундукакостюм, в руках он держал небольшой узелок в мелкий горошек
«Сидел» Галицкий смирно. В коротких письмах домой просил прислать ему крепкую «Аврору», которую и раньше курил, когда что-нибудь сильно переживал. «Махорочку фронтовую напоминает, говаривал в такие минуты, затягиваясь ядреным табаком. Такой табачок спасет от любой напасти», добавлял. И лечился, словно каким редким средством: «Покурюфронт вспомню А по сравнению с фронтомвсе, что тут у нас Да о чем говорить» Согревали ему душу и воспоминания о его изобретательных задумках: «Кабы не они, потом не раз прикидывал, примерялся он, пропал бы я там как швед под Полтавой».
А через месяц в деревню Монастыриху со стороны Крючковщины въехал тяжелый КрАЗ. Просопел, прокряхтел неровной малоезженой дорогой, остановился у крыльца правления и, не заглуша мотора, стал под окнами. Из домов повыходили люди, пошли к нему, отмахиваясь от никак не желавшей уняться пыли, поднятой с дороги могучими ребристыми колесами тяжелой машины.
Цыганистого покроя, вихрастый, с бойкими глазами шофер вылез из кабины:
Есть тут кто из начальства?..
А по какому такому, робко начал было подошедший к нему мужик, поглядывая через плечо водителя в сторону высокого кузова, в который, как ни вытягивай шею, заглянуть было невозможно.
По какому, по какому Должен быть у вас мужик такой, Галицкий Он скинул с головы видавшую виды кепочку, достал оттуда сложенные аккуратно бумаги. Вот накладные, получайте груз
Тот все понял. Еще раз через хитрющий прищур поглядел на шофера, как бы прикидывая: «Не дурит, нет? Вроде нет Ну тогда» И вслух уже распорядился:
Трофимыч, чего стоишь, уши развесил. Видишь, человеку некогда Беги за председателем По делу человек Торопится А ты встал как столб перекрикивал он ворчавший надсадно КрАЗ.
Да вы того, мужички, торопил шофер, товар, как говорится, скоропортящийся, улыбнулся, так что сами понимаете.
Как не понять, захлопотали мужики.
Пошевеливайтесь, мужички, пошевеливайтесь Мне по светлому возвернуться надо, а от вас вона сколько пилить. Так что вы того
Того, того, согласились с ним мужики и полезли в кузов.
Валы сгружали всей деревней, складывали в ближайший двор к Трофимычу«кладовщика, как ни искали, найти не смогли. «Чтоб его черти» Употели, покуда поснимали с высоченного края кразовского кузова завернутые в сильно промасленную вощянку «железки». Всем хватило забот, даже бабам и детишкамвалы тяжелые оказались. Председатель то и дело предупреждал: «Полегче, полегче, бабоньки, груз этот драгоценныйза ним человеческая судьба стоит. Так что бережно с ним».
А когда выдалась минутка, подбежал к шоферу, неловко сжал его в своих медвежьих сильных объятиях, которые тот принял сдержанно, только потом поправил на себе перемазанную робу, отряхнулся, словно воробей, и исподтишка глянул по сторонам: «Видали! Вот так-то вот». И гордый, довольный, затянулся папироской, истаявшей враз почти до самых его сильно прокуренных пальцев. А председатель уже бежал за новой железкой к задку рокотавшего утробным рыком КрАЗа, приговаривая на ходу: «Н-е-е-т, не перевелись еще порядочные люди на белом свете Живут еще покуда Брешете, не все так, как вы говорите, в сердцах корил он кого-то. Вот вам пожалуйста А вы Эх, вы»
Он то и дело озирался на стоявшего поодаль шофера, даже когда нес на плечах груз, и глаза его увлажнялись от накатывавшей радости за людей, и вера его, за последние дни покачнувшаяся, снова пошла крепнуть, подыматься наново.
Ну надо же такое! все изумлялся он, не стесняясь людей. Кто же мог подумать? внушал он кому-то. Н-е-ет, брешешь, покуда мы так-то вот друг с дружкой, нас не взять, не взя-ять. Н-е-ет. Мы еще свое клокотало у него в груди. А ты говоришь! опять корил он кого-то. Нет, брат, нет. Туда куда серьезней дело Так что, вот!.. А ты И он смачно сплевывал себе под ноги.
КрАЗ отъезжал при всем народе. Подъехали на конях и свояки Галицкогослухам тем не поверили. Только на вопрос шофера-цыганка: «Где же сам-то Галицкий? Хороший он у вас мужик, правильный», соглашались, что хороший, а сказать, где он, так никто и не сказал, язык не повернулся.
«М-да», только и слышалось со всех сторон под дымками вспыхивавших, словно звездочки, папиросок.
«М-м-да», отзывалось эхом.
Ящик с водкой, незнамо откуда появившийся среди белого дня, разом забросили в широкую кабину КрАЗа.
Цыганок поначалу заотказывался: «Я-то тут ни при чем, я только», но потом согласился: «Ну, раз надо, значит, надо, что с вами поделаешь Не драться ж мне с вами»
А председатель все глядел на него, умиляясь, все смущал его перед народом, приговаривая одно свое: «Н-е-е-т, брешешь Покуда Нас так просто Да ни за что»
В телефонной трубке шипело, мешало ответственному разговору.
Да то я, Кузьма, Федор Иванович, кричал, потрясая трубкой председатель, слышишь ты. От язви тя в душу Двадцатый век Ну да, я А то ж кто Что это? Да то, что отпускай ты нашего Галицкого на все четыре стороны. Как, как Отпускай, говорю, сродственника нашегоневиноватый он оказался. Как есть чист перед советским законом Чист, говорю Как есть Ну да. Какие там факты Тут сегодня посреди белого дня эти самые факты сгружаливона их сколь у Трофимыча под сараем сложили, этих самых фактовчуть не до самой крыши. Теперь этих валов на три колхоза хватит. Куда нам их столько?.. Ну да это, как говорится, дело другое Словом, слышь, отпускай ты Галицкого Невиноватый он Как?!. А отчего так, если человек не виноват?.. Какой такой диагноз?.. Да ты что мелешь-то?.. Сам просил? Да, я просил, так то ж когда было. А теперь прошу вот про другое Человек не виноватый оказался Вся деревня видела эти валы Ну как так нельзя Да ведь человек-то»