А что? Ты думал, испугаюсь? засмеялся Крис. Мы тут с ребятками не соскучимся!
Ну и на здоровье, вздохнул Старик. Не привык я с этой публикой нянчиться.
И не привыкнете, оскорбленно заметил Левка.
Видал? кивнул на него Петрович.
4
А теперь, други, позабавимся, сказал нам Крис, скинем пару реперков!
Борька отвалил задний борт, и мы увидели четыре лежащих вповалку бетонных плиты.
Ну-ка, дайте я подниму, сказал Крис и, расставив ноги, взялся за стержень одного репера.
Брось, Геннадий, сказал ему Петрович. Пупок развяжется.
Шея у Криса покраснела от натуги, но репер не сдвинулся ни на миллиметр.
Ну и дядя, буркнул Крис и отошел.
Движения его были небрежны, но с запасом. Я не знаю, как это объяснить: просто с запасом, и все. С гарантией.
Эй, Гриша! крикнул Старик шоферу, читавшему в кабине «За рубежом». Подай машину на меня!
После минутной паузы машина медленно подползла к краю ямы. Левка спрыгнул вниз. Мы дружно подтащили репер к краю кузова, затем тихонько спустили его на землю. Бетонный столб встал на попа, опираясь ребром о кузов. Он был почти с меня ростом.
Эх, сокрушенно крякнул Старик, не рассчитали, еще бы полметра!
А ты хочешь прямо в яму его скинуть? крикнул из кабины шофер. И, прежде чем ему кто-либо ответил, он хлопнул дверцей «Матильды» и снял машину с тормозов. Минутагрузовик бесшумно пополз назад.
Э! Эй! заорали мы. Стой, куда ты! Стой! Репер упадет!
Один Левка стоял неизвестно зачем в яме, блаженно улыбаясь, и глядел снизу вверх.
Вдруг кровь так и бросилась мне в лицо: бетонный столб валился на Левку, а он спокойно подставлял ему ладошку, как будто этим можно было его удержать.
Ага! крикнул я, сам не зная почему, и все оцепенели.
Крис молнией метнулся к падающему столбу и, расставив ноги, встал над ямой.
Р-раз!
Левка пискнул и присел на дно.
Репер мягко (очень мягко) лег Крису на спину, что-то затрещало, и Крис согнулся пополам. Свитер тренировочного костюма задрался, сквозь кожу выступили позвонки.
Я не видел ничего: только белые глаза Криса и стриженый, взмокший лоб. Секунда замешательстваи Крис медленно разогнулся. Репер с нашей помощью снова встал на попа.
Ну, приятель, хрипловато сказал Крис, одергивая свитер, еще немного, и сделал бы ты меня красивым.
Левка, бледный как смерть, вылезал из ямы.
А, черт! взорвался вдруг СтарикОставил бы ты его подыхать в яме. Вбило бы в грунт по брюхо, в другой раз не совался бы
Не люблю покойников, устало усмехнулся Крис, вытирая лоб рукавом.
5
Мы возвращались в Каменку, когда уже стемнело. Дул сильный ночной ветер, кусты вдоль реки глухо шумели. «Матильда» давно уже укатила в звенящую степь, но нам с Левкой не было жалко ее нисколечко. Мы уже не чувствовали себя щенками, выброшенными на необитаемый остров. Ведь Крис остался с нами!
Крис шагал по дороге матросской походкой, размахивая в воздухе белым прутиком. Прутик нежно свистел. Я тащил небольшой саквояж, а Левка, спотыкаясь и отставая, нес на плече спальный мешок Криса. Мы устали, в желудках у нас урчало, но было нам почему-то необыкновенно хорошо.
Семь дней нас трепало в открытом море. Гремели паруса, трещала палуба, и дубовые балки ломались беззвучно, как бело-розовая пастила. Исчезла граница между днем и ночью: можно было спать до полудня, работать по полчаса в сутки и всю ночь напролет играть в подкидного дурака. И вдруг, когда мы утратили всякое чувство реальности, у руля сумасшедшего корабля встал спокойный, насмешливый, уверенный в себе человек. И не Флинт, от которого только имя осталось, а сегодняшний, настоящийсо стальными мускулами и ленивой грацией ковбоя
Стоп! сказал вдруг Крис и остановился.
Мы замерли на месте. Точнее, замер я, а Левка уронил на дорогу свой тюк и сел на него, шумно вздыхая.
Замри! громким шепотом приказал ему Крис. Слышите?
Мы молчали.
Ну, неважно, пробормотал Крис. Зато я слышу: где-то рядом растет арбуз.
Поспевает? уточнил Левка.
Вот-вот, поддакнул Крис. Рассоситесь.
Мы притихли.
Крис, крадучись, как кошка, перебежал дорогу и исчез в темноте. Вскоре откуда-то слева послышался сочный хруст, потом что-то тяжелое ударилось о сырую землю, и Крис вынырнул из мрака, держа в руках что-то напоминающее мяч для игры в регби.
Он что, на дереве рос? спросил я.
Да нет, ответил Крис. Я расшиб себе левую ляжку
Арбуз оказался зеленым, как огурец.
Мы с отвращением выбросили его в Тобол, сели на тюк и задумались. Точнее, задумался Крис, а мы с Левкой лишь почтительно молчали. Нам просто не о чем было задумываться. Отныне вся ответственность ложилась на капитана.
Как славно быть ни в чем не виноватым.
Совсем простым солдатом, солдатом
Болит спина, капитан? робко поинтересовался Левка.
Крис удивился:
Капитан? В армии я был сержантом. Сказано вам: меня зовут Крис. Можно, правда, Геннадий, но я не люблю фамильярности.
Мы сидели на пыльной дороге и молчали. Над головами у нас по высокому темно-синему небу перекатывался рокот звезд. Степь дышала холодом моря. Острова лесов темнели за рекой. Очертаниями они были похожи на всплывающие подводные лодки.
6
Я проснулся первый.
Вдруг глаза мои сами открылись, и я увидел серый потолок и завешенное черным одеялом окно. Улица слабо светилась сквозь одеяло голубоватым сетчатым квадратом. Я расстегнул две пуговицы спального мешка и привстал.
Рядом со мной на полу, наглухо закрыв зеленый брезентовый чехол, спал в своем мешке Левка. Как он ухитрялся не задохнутьсяоставалось для меня непостижимым все лето.
За ним, просторно раскинувшись на полосатом чехле, ровно дышал Крис. Верхняя губа его приподнялась, открывая ослепительно белые зубы, отчего казалось, что Крис улыбается загадочно и кровожадно.
Я взглянул на часы: половина пятого. За дощатой перегородкой, переговариваясь и тихо смеясь, поднимались молодые: Семка со своей женой. В первый раз за все лето мне довелось услышать пробуждение хозяев: на целине все встают ни свет ни заря. Обычно, когда мы с рыжим просыпались, дом был уже пуст. На столе тогда стоял бидон с молоком, рядомогромная миска вкуснейшей на свете картошки, поджаренной с зеленым луком.
Ты не толкайся, давай по-честному! счастливо посмеиваясь, говорила Аня, Семкина жена.
А я и не толкаюсь задыхаясь, по-видимому, от щекотки, отвечал Семка. Слышно было, как он вьюном вертелся в постели, ускользая от ее рук. Щекоти, щекоти Вот так вот одного тоже жена щекотала Городскую такую моду взяла А потом пришлось горючими слезами обливаться
Он загадочно умолк.
Ушел, что ли? фыркнула Аня.
То-то и оно, что ушел сурово отвечал Семка. Лично я из Кустаная похоронный оркестр привозил А мужик был в два раза здоровее меня.
Посмеялись еще, притихли.
«Пора ребят поднимать», подумал я и вздохнул.
Потом закутался с головой, и вдруг все как-то поплыло вниз и влево, заструилось, а потом и вовсе исчезло.
Когда глаза мои снова открылись, в лицо мне било зеленое солнце, а где-то над ухом тоскливо свистели цыплята.
«Что за черт? Кто выпустил цыплят?»подумал я, высунув голову наружу, и остолбенел. Над лицом моим, качаясь, склонились огненно-зеленые листья. Солнце пропитало их насквозь, видно было каждый волосок на мохнатых зубчиках.
Ну, вы, кончайте, в самом деле, пробормотал я.
И в это время дунул легкий ветерок, одна из веток склонилась, и шершавый листок мягко, как языком, провел по моей щеке.
Крапива!
Я птицей выпорхнул из мешка и уселся на пригретый солнцем брезент, очумело глядя по сторонам. Зеленый прямоугольник чехла был малюсеньким островком в огромном море крапивных джунглей. Могучая, по пояс крапива колыхалась метров на двадцать вокругчуть ли не до самого горизонта. А я сидел на спальном мешке, как Робинзон Крузо, в одних трусах. И это была не старая, умирающая крапива, которую я могу рвать голыми руками. Цепляясь за брезент волосиками, на мой мешок вползали молодые светлые побеги. Они нежно шевелились и, как живые, тянулись к моим пяткам.