Живой, гни тебя в дугу.
Растрогался и медведь Лаврентий, запершило и у него в горле:
И живой, и здоров пока. Внуков вот нянчу... Спиридоша, как же ты отчаялся с твоим-то здоровьем идти ко мне в такую даль?
Что ты,сказал медведь Спиридон.Разве дорога к другу может быть далекой?
И опустился на стул, с трудом перевел дыхание.
Не ходок стал. Воздуху не хватает. Думал: и не дойду. Не те годы стали, чтобы по гостям ходить. Ты ведь моложе меня, вон в тебе сколько силы еще. Так меня сдавил, что дажё кости хрустнули!
Как же ты отчаялся, Спиридоша? Ведь и в самом деле путь-то не близкий.
Что ты мне все о дороге твердишь? Проведать тебя хотел, вот и пришел. Думал, болеешь ты, а ты здоров, вон как сдавил меня.
И вспомнил тут Лаврентий; что как ушел он из Гореловской рощи, как закрутился с сыном да внуками, так и не сумел ни разу выбраться к медведю Спиридону, а вот передать с кем-нибудь где живет он, не догадался. Вспомнил и глаза опустил:
Я сам к тебе собирался, да времени все как-то не было. Ты не думай, Спиридон, меня ведь тоже не пугает дорога дальняя.
А я и не думаю,вздохнул медведь Спиридон.Я же тебя повидал теперь. Вижу, не болеешь ты, зачем мне думать... А я тебе вот ягод из нашей рощи принес. Отведай-ка.
И поставил перед медведем Лаврентием березовый туесок.
ХОДИЛ МЫШОНОК ИЗВИНЯТЬСЯ
Стоял Кабан под Дубом и ел желуди. Мимо Мышонок бежал. Остановился, попросил:
Дядя Кабан, можно я с тобой рядышком встану и тоже есть буду, а то мама у меня больная, а мне есть хочется.
Становись да ешь,хрюкнул Кабан, жалко, что ли. Желудей вон сколько нападало.
Встал Мышонок, взял желудек, ест его, а потом поглядел на Кабана и поморщился:
Ой, дядя Кабан, ну ты и чавкаешь, ну как свинья.
Вон отсюда!хрюкнул Кабан и прогнал Мышонка.
Прибежал он домой, рассказал матери, как дело было. Заругалась на него мышка:
Ну что же ты обидел доброго Кабана? Он тебежелуди со мной ешь, а ты емучавкаешь как свинья. А свинья-томать его. Иди сейчас же и извинись.
А как извиняются, не сказала, а Мышонок сам еще не знал. Прибежал он на полянку, встал перед Кабаном и говорит:
Дядя Кабан, а я ведь не знал, что твоя матьсвинья.
Вон отсюда!взревел Кабан и прогнал Мышонка.
Прибежал он домой, рассказал матери, как дело было. Заругалась на него Мышка:
Ну кто же так извиняется? Ты же опять обидел доброго Кабана. По-хорошему же надо... Иди сейчас же и извинись по-хорошему.
А как извиняются по-хорошему, не сказала, а Мышонок сам еще не знал. Прибежал он на полянку, встал перед кабаном и говорит:
Дядя Кабан, ну что на меня мамка ругается? Я ведь и вправду не знал, что твоя матьсвинья. Если бы я знал, что ты от свиньи родился, разве я бы сказал, что ты чавкаешь по-свински?
Вон отсюда!рявкнул Кабан и отбросил Мышонка в сторону.
Прибежал он домой, рассказал матери, как дело было, заругалась на него Мышка:
Ну кто ж так извиняется? Вот же как надо.
Поучила его Мышка. Побежал Мышонок. Увидел его Кабан и горячо у него в груди стало:
А, бежит сатаненок. Сейчас такое чего-нибудь скажет, что я хоть и добрый, а могу и не сдержаться.
Повернулся и пошел прочь от дуба. «Ешь ты,думает, мои желуди, я себе еще где-нибудь найду».
А Мышонок заприпрыгивал, закричал ему вслед:
Дядя Кабан, ну ты куда пошел - то?.. Я ведь прибежал что сказать: что хоть и мать у тебя, свинья, и пахнет свиньей от тебя, и чавкаешь ты по-свински, все-таки тыКабан. И Кабан добрый, вот ушел и целую мне делянку желудей оставил.
КАТАЛСЯ НА РЕЧКЕ ВЕТЕР
Случилось как-то Ветру пробегать мимо нашей деревни. Слышитшумят ребятишки на речке. А берега у речки крутые, тальником заросли, не видночего это они там, а узнать хочется. Свернул Ветер к речке, хоть и нечего ему там было делать, а все равно свернуллюбопытно все-таки поглядеть, что это детвора на речке кричит и хохочет.
Прибегает, опрашивает у всех сразу:
Что это вы тут поделываете?
Смотрит, а на речкелед, чистый, прозрачный, от берега до берега и во всю длину. Катаются по нему ребятишки. Кто на коньках, кто просто на ботинках, Колька Грек только что вон где был, а теперь ишь куда уже укатил. Хохочет, сбив на затылок шапку:
Хо-хо-хо!
И речка ему таким же хохотом отзывается.
Обрадовался Ветер нечаянной встрече. Захотелось и ему покататься. Спрыгнул он с обрыва на лед и покатился по нему. Ждалзакричат сейчас ребятишки: «Ветер с нами. И Ветер катается».
Но никто о нем не сказал ни слова. Не понравилось это Ветру. Ванька Мартышкин покатился, шлепнулся, так о нем сейчас же по всей речке пронеслось:
Ванька упал! Ха-ха-ха!..
А ведь он Ветер, тоже только что растянулся по льду, коленку ушиб, и никто над ним не посмеялся, никто ничего не сказал. Будто и нет его вовсе.
И подпрыгнул тут Ветер, призвизгнул:
Ну конечно, я же для них на самом деле что есть, что нет. Меня же не видно.
И вздохнул:
Эх, снежку бы теперь. Покатился бы я по льду, задымил бы он за мной белым дымком, и увидели бы все: вот он якатаюсь вместе со всеми.
Поднялся Ветер в небо, облетел округу, отыскал над Ивановкой тучу, притолкал ее к нашему селу. Правда, снега в ней было мало, да зачем его много-то? Немножко есть и ладно.
Натряс Ветер снежку из тучи на лед и спустился опять к ребятишкам. А они еще больше разозоровались. Щеки у всех красные и глаза веселые.
«Шуму-то, балованья-то сколько!обрадовался Ветер.Вот и я сейчас поиграю с ними. Больно уж я поозоровать люблю».
Разбежался он, покатился по льду, оглянулсядымит за ним снежок дымком белым. Это хорошо, теперь его видно... И еще быстрее покатился Ветер. И слышит кричит кто-то из ребят:
Смотрите, поземка с нами катается.
И понеслось по речке разноголосо:
Поземка катается! Ура поземке!
Ну вот,вздохнул Ветер,катаюсь я, а они думаютпоземка. Плохо быть невидимкой.
Досада его тут взяла. Сперва он даже хотел обидеться и убежать куда-нибудь в степь, но потом решил:
Останусь здесь. Пусть они считают, что это поземка. Но я-то точно знаю, что катаюсь-то я, Ветер, а поземка, она так просто со мной бегает, следы мои снежком припудривает, чтобы никто не увидел, какие они у меня.
И остался Ветер с ребятишками на речке. И до позднего катался по льду с ними, хоть они его и не видели.
КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ
Было это давно, так давно, что кроме старой Вороны, никто уже и не помнит, когда это было. Прилетела в наши леса из неведомых стран Кукушка, серенькая, молоденькая, с симпатичными глазками. Была весна, птицы вили на деревьях гнезда. Решила свить себе гнездо и Кукушка.
Долго летала она по лесу, выбирала красивое дерево. Выбрала березу, прямоствольную, упругую. Свила среди ее ветвей гнездо из тоненьких прутиков, выстелила дно его пухом. Примерилась, осталась довольна: удобное гнездо получилось, хорошо в нем будет птенцов высиживать. И положила в него четыре яичка.
Выведу птенцов и буду жить большой семьей,сказала сама себе Кукушка и села на яички.
День посидела на них, другой, скучным ей это занятие показалось. Задумалась Кукушка: сейчас вот она на яичках сидит, потом, когда вылупятся птенцы, кормить их надо будет. И так день за днем, неделя за неделейни полетать, ни порезвиться.
Нет, я не такая дура, чтобы молодость свою в гнезде просидеть. Детей иметь хорошо, но лучше их иметь уже взрослыми, чем самой выращивать.
С этими словами выпрыгнула Кукушка из гнезда, взяла яичко и полетела с ним по лесу, прикидывая кому бы его подложить. Увидела гнездо Кобчика. У Кобчика в гнезде пять яичек.
«Ничего не сделается с его женой, если она посидит на шести»,рассудила Кукушка и, когда отлучилась на минутку из гнезда жена Кобчика, подложила ей в гнездо свое яичко и полетела за другим. Его она подсунула в гнездо Жулана.
Так одно за другим и разнесла Кукушка по чужим гнездам свои яички и летала по лесу довольная: выведутся ее кукушата, соберет она их возле себя и будет жить с ними большой семьей.
Весело провела Кукушка весну. То, бывало, уговорит сизого Голубя соловьев с ней на зорьке послушать, то затеет с красавцем Удодом игру в пятнашки, то улетит к Лысой горе поглядеть, как цветут тюльпаны.