Звезда падала с севера на юг, настаивал отец Кутберт.
И дракон появился с севера, добавил Финан.
Я промолчал. Бенедетта прильнула к моему плечу. Она тоже ничего не сказала, но ее рука крепче сжала мою.
Чудеса и знамения, проговорил отец Кутберт. Что-то ужасное грядет. Он перекрестился.
Наступал летний вечер. Мы сидели на улице. Ласточки порхали под карнизами, а внизу, под восточными стенами, беспрестанно накатывались на берег длинные волны. Волны задают нам ритм: бесконечный звук, сопровождающий подъемы и падения. Я родился под этот звук и скоро, должно быть, умру под него. Я коснулся молота-талисмана и взмолился о смерти под шум беббанбургских волн и крики чаек.
Что-то ужасное, повторил отец Кутберт. И придет оно с севера.
А может, дракон и падающая звезда предвещают мою смерть? Я снова коснулся молота. Я до сих пор мог скакать на коне, держать щит и махать мечом, но боль в суставах к концу дня напоминала о старости.
Самое скверное в смерти, нарушил я тишину, это невозможность узнать, что случится дальше.
Некоторое время все молчали, потом Бенедетта снова сжала мою руку.
Глупец ты, сказала она нежно.
И всегда им был, вставил Финан.
Возможно, из Валгаллы ты увидишь, что произойдет дальше? предположил отец Кутберт. Христианскому священнику не полагалось верить в Валгаллу, но он давно привык угождать мне. Поп улыбнулся. А может, ты примкнешь к лону римской церкви? В его тоне угадывалось лукавство. Уверяю тебя, с небес очень хорошо видно землю!
Во время всех твоих попыток меня обратить ты ни разу не обмолвился, что в раю есть эль, огрызнулся я.
Неужто я забыл про это упомянуть? Кутберт все еще улыбался.
В раю найдется вино, заметила Бенедетта. Доброе вино из Италии.
Все умолкли. Вино нам не слишком-то нравилось.
Слышал я, что король Хивел поехал в Италию, пробормотал сын. Или только подумывает?
В Рим? осведомился Финан.
Так говорят.
Мне бы хотелось побывать в Риме, с грустью промолвил отец Кутберт.
Ничего в Риме нет, бросила презрительно Бенедетта. Развалины да крысы.
И его святейшество, мягко напомнил Кутберт.
Снова все помолчали. Хивел, который был мне по душе, являлся королем Диведа, и если он собрался ехать в Рим, то между валлийцами и саксами в Мерсии будет мир, отсюда беды ждать не стоит. Но дракон пожаловал не с юга и не с запада, а с севера.
Скотты, высказал я предположение.
Они по горло заняты дракой с норманнами, бросил Финан.
И набегами на Камбрию, с горечью добавил мой сын.
Да и Константин уже стар, напомнил отец Кутберт.
Мы все старые.
И Константин предпочитает строить монастыри, нежели вести войну, продолжил священник.
У меня это вызвало сомнение. Константинкороль Шотландии. Мне доставляли удовольствие встречи с нимэто был мудрый и выдержанный человек, но доверия я к нему не питал. Ни один нортумбриец не поверит скотту, а скотт не станет полагаться на нортумбрийца.
Никогда они не кончатся, уныло проворчал я.
Что? спросила Бенедетта.
Войны. Беды.
Будь мы все христианами заикнулся было Кутберт.
Ха! отрезал я.
Но дракон и звезда не лгут, продолжил поп. Беда придет с севера. Пророк так и сказал в Писании: «Quia malum ego adduco ab aquilone et contritionem magnam».
Он помедлил в надежде, что кто-то из нас попросит перевести.
«Я приведу от севера бедствие, огорчила его Бенедетта, и великую гибель».
«Великую гибель!» зловеще повторил отец Кутберт. Зло придет с севера! Так написано!
И на следующее утро зло пришло.
С юга.
* * *
Корабль появился с юга. Ветра почти не чувствовалось, море было спокойным, низкие волны бессильно разбивались о длинный беббанбургский пляж. Приближающееся судно с крестом на штевне оставляло после себя рябь, игравшую золотом в свете утреннего солнца. Оно шло на веслах, лопасти поднимались и опускались в неспешном, усталом ритме.
Бедолаги, видно, всю ночь гребли, предположил Берг. Он командовал утренней стражей на стенах Беббанбурга.
Сорок весел, прикинул я скорее с целью поддержать разговор, чем сообщить Бергу вполне очевидный факт.
И идет сюда.
Вот только откуда?
Берг пожал плечами.
Что сегодня будет? спросил он.
Пришел мой черед пожимать плечами. То же, что и всегда. Будут ставить на огонь котлы, чтобы прокипятить грязное белье, к северу от крепости в больших чанах примутся вываривать соль, воины станут упражняться во владении щитом, мечом и копьем, лошадей поведут на выгул, будут коптить рыбу, доставать воду из глубоких колодцев и варить эль в кухнях.
Я предпринимать ничего не собираюсь, а вот ты возьмешь двух человек и напомнишь Олафу Эйнерсону, что он задолжал мне с уплатой подати. Много задолжал.
Господин, у него жена больна.
Он это прошлой зимой говорил.
И половину его стада угнали шотландцы.
Скорее он продал скотину, процедил я. Никто другой не жаловался на набеги скоттов этой весной.
Олаф Эйнарсон унаследовал держание от своего отца, который всегда платил аренду в срок овчинами или серебром. Олаф-сын, был крепким и смышленым малым. Его амбиции, очевидно, не ограничиваются выпасом скота на горных пустошах.
Я тут прикинул и решил: возьми пятнадцать воинов и вышиби дурь из этого ублюдка. Не доверяю я ему.
Корабль подошел достаточно близко, чтобы я мог разглядеть трех человек, сидящих перед кормовой площадкой. Один из них был священникомпо крайней мере, одет в длинную черную рясу. Именно он встал и помахал, повернувшись к нашим стенам. Я на приветствие не ответил.
Кто бы они ни были, приведи их в главный дом, приказал я Бергу. Пусть посмотрят, как я пью эль. И подожди вправлять мозги Олафу.
Подождать, господин?
Давай сначала послушаем, что за новости нам привезли. Я кивнул в сторону корабля, поворачивающего к узкому входу в беббанбургскую гавань. Насколько было видно, груза на судне нет, а гребцы выглядели измотанными. Похоже, корабль доставил срочные вести.
Он от Этельстана, предположил я.
От Этельстана? переспросил Берг.
Корабль ведь не нортумбрийский, так? У нортумбрийских кораблей острые штевни, тогда как южные корабелы предпочитали широкий нос. К тому же на судне крест, а это на нортумбрийских кораблях редкость. Да и кто еще станет использовать попов в качестве гонцов?
Этельстан.
Понаблюдав, как корабль входит в канал порта, я свел Берга со стены:
Позаботься о гребцах. Пошли им еды и эля, а треклятого попа веди ко мне.
Я поднялся в дом. Там двое слуг отчаянно воевали с паутиной, орудуя двумя длинными ивовыми метлами с пучком перьев на конце. Бенедетта следила за тем, чтобы из крепости изгнали всех пауков до единого.
У нас гости, сообщил я ей. Так что войну с пауками придется отложить.
Это не война, возразила женщина. Я люблю пауков. Только не у себя дома. А что за гости?
Думаю, посланцы от Этельстана.
В таком случае мы должны принять их соответствующим образом! Она хлопнула в ладоши и распорядилась установить скамьи. И установите трон на помосте, последовал ее приказ.
Это не трон, сказал я. Просто чудная скамья.
Уфф! Этот звук Бенедетта издавала в тех случаях, когда досадовала на меня. Я усмехнулся, и это только сильнее распалило ее. Это трон, отрезала она. А тыкороль Беббанбурга.
Владетель, поправил ее я.
Ты не в меньшей степени король, чем эта дубина Гутфрит, женщина сделала знак, отгоняющий нечисть, или Овейн, или кто там еще.
Это был старый спор, и я не стал его продолжать.
Пусть девушки принесут эль, приказал я. И еды какой-нибудь. Желательно не тухлой.
А ты облачишься в черное одеяние. Я дам.
Бенедетта была родом из Италии. Еще девочкой работорговцы похитили ее из дома, а потом ее продали. Она успела побывать невольницей в разных странах христианского мира, пока не оказалась в Уэссексе. Я освободил ее, и теперь она стала хозяйкой Беббанбурга, хотя и не моей женой. «Бабушка, частенько говорила мне Бенедетта, неизменно осеняя себя при этом крестом, запрещала мне выходить замуж. Утверждала, что это навлечет на меня проклятие! Мне по жизни хватило зла. Теперь я счастлива, и чего ради мне навлекать на себя проклятие бабушки? Она никогда не ошибалась!»