— Давайте распишемся и число поставим! Может, мы придем сюда еще раз, когда станем совсем-совсем старые, лет по двадцати пяти, и найдем наши имена! Вот здорово будет!
— Да, это напомнит нам об ушедшей молодости, — важно согласился Андерс.
— Ладно, делайте что хотите, — сказал дядя Эйнар. Калле немного дулся и сначала не хотел писать вместе со всеми, но потом передумал, и скоро на стене выстроились в ряд имена: Ева-Лотта Лисандер, Андерс Бенгтссон, Калле Блюмквист.
— Дядя Эйнар, а вы разве не будете писать? — спросила Ева-Лотта.
— Нет уж, я лучше воздержусь. Кстати, здесь холодно и сыро, а это совсем не полезно для моих старых костей.
Пошли-ка опять на солнышко!.. И вот еще что, — продолжал дядя Эйнар, когда дверь за ними захлопнулась, — мы здесь не были, понятно? Чтоб не болтать!
— Как так — никому не говорить?! — возмутилась Ева-Лотта.
— Ни в коем случае, прелестная сеньора! Это государственная тайна,заявил дядя Эйнар. — И не вздумай забыть об этом, а то я опять тебя ущипну!
— Попробуйте только! — сказала Ева-Лотта.
Солнце ослепило их, когда они вышли из-под темных сводов старого замка, жара казалась почти невыносимой.
— А что, если я попробую завоевать ваше расположение с помощью пирожных и лимонада? — осведомился дядя Эйнар.
Ева-Лотта милостиво кивнула.
— У вас иногда бывают дельные мысли!
Они уселись в открытом кафе за столик возле перил, над самой. рекой. Отсюда можно было бросать крошки прожорливым окунькам, которые мгновенно собирались со всех сторон и от жадности чуть не выскакивали из воды. Высокие липы давали приятную тень, и, когда дядя Эйнар заказал целое блюдо пирожных и три стакана лимонаду, даже Калле начал находить его присутствие в городе почти терпимым.
Дядя Эйнар покачался на стуле, бросил окунькам несколько крошек, побарабанил пальцами по столу, немного посвистел и наконец сказал:
— Ешьте сколько влезет, только поскорее! Мы не можем здесь сидеть весь день.
«Чудной он какой-то, — подумал Калле. — Непоседливый, все куда-то торопится».
Он все больше и больше убеждался в том, что дядя Эйнар беспокойная натура. Сам Калле готов был сидеть здесь сколько угодно, наслаждаясь пирожными, игрой веселых окуньков, солнцем и музыкой. Он не понимал, как можно спешить уйти отсюда.
Дядя Эйнар посмотрел на часы.
— Стокгольмские газеты, наверное, уже пришли, — оживился он. — Слушай, Калле, ты молодой и шустрый, сбегай-ка купи мне газету!
«Ну конечно, обязательно я должен бежать!» — подумал Калле.
— Андерс гораздо моложе и шустрее меня, — сказал он.
— Правда?
— Да, он родился на пять дней позже, хотя, конечно, он не такой воспитанный, — сказал Калле и поймал крону, брошенную ему дядей Эйнаром.
«Но уж во всяком случае я сначала просмотрю газету сам, — решил он, отходя от киоска. — Хоть заголовки и картинки».
Так… Обычная картина. Сначала ужасно много про атомную бомбу, потом сплошная политика (это никто читать не станет), потом «Автобус врезался в поезд», «Грубое нападение на пожилого мужчину», «Бодливая корова сеет панику», «Крупная кража драгоценностей…» и «Почему растут налоги».
«Ничего особенного», — заключил Калле.
Но дядя Эйнар жадно схватил газету. Торопливо просмотрев ее, он отыскал «Последние новости» и настолько углубился в какое-то сообщение, что даже не слышал, как Ева-Лотта спросила, можно ли ей взять еще пирожное.
«Чем это он так здорово увлекся?»— подумал Калле. Его так и подмывало заглянуть через плечо дяди Эйнара, но он не был уверен, что тому это понравится.
По-видимому, дядю Эйнара интересовала только одна заметка, так как он вскоре бросил газету и не взял ее с собой, когда они сразу после этого ушли из кафе. На Большой улице дежурил полицейский Бьорк.
— Привет! — крикнула Ева-Лотта.