Машинист дал сигнал. Гудок дважды пронзительно прогудел, и старый паровоз – прославленная «девятка», – пыхтя и дымя, отошёл от платформы, волоча за собой пассажирские вагоны. Он напоминал чёрного гиганта с шестью огромными колёсами, движимыми непрерывными толчками шатунов. Машинист, высунувшись из кабины и держа левую руку на дросселе, не спускал глаз с рельсов; кочегар подкидывал угля в топку; из паровозной трубы вырывался чёрный дым, – сценка из прошлого, да и только!
Однако дело происходило в самой что ни на есть современности. В один из воскресных дней тридцать шесть уважаемых граждан Мускаунти собрались на железнодорожном вокзале Содаст-сити, чтобы, выплатив по пятьсот долларов, прокатиться на старой «девятке». Это был первый пробег исторического паровоза с тех пор, как его, отыскав на свалке металлолома, привели в порядок; цена билета включала в себя обед с шампанским в отреставрированном вагоне-ресторане, а вся выручка от продажи шла в стипендионный фонд нового колледжа округа. Участники этой благотворительной акции освобождались от уплаты некоторых налогов.
Когда звякнул медный колокольчик, кондуктор со строгим лицом прошёлся по платформе и пробасил: «Объявляется посадка на поезд, следующий по маршруту: Кеннебек, Пикакс, Литл-Хоуп. Блэк-Крик, Джанкшен, Локмастер и далее на юг со всеми остановками!» Спустили жёлтую лесенку, и разодетые пассажиры поднялись в вагон-ресторан, где на столах, накрытых белоснежными скатертями, поблескивал хрусталь. Одетые в белое официанты наполняли стаканы ледяной водой из серебряных кувшинов.
Среди пассажиров находились мэры близлежащих городков и прочие чиновники, посчитавшие возможным оторвать от сердца – или от политики – пятьсот долларов, чтобы оплатить трапезу и поездку. В поезде находились ещё и издатель местной газеты, журналист, ведущий колонку в этом издании, владелец пикаксского универмага, таинственная наследница, недавно прибывшая из Чикаго, и директор публичной библиотеки Пикакса.
Стрелочник просигналил, что путь открыт, и «девятка» тронулась с места, мягко увлекая за собой вагоны. Когда колеса ритмично застучали по рельсам, кто-то крикнул: «А ведь едем!» Пассажиры разразились аплодисментами, и мэр Содаст-сити поднялся, чтобы произнести тост в честь старушки «девятки». Взметнулись вверх стаканы с ледяной водой. (Шампанское должны были доставить позже.)
Паровоз, пыхтя, двигался вперёд; его чёрный неуклюжий корпус и латунная арматура сверкали на солнце. Сталь громыхала о сталь, а угрюмый гудок звучал перед каждым переездом.
Так начался первый пробег Ламбертаунского прогулочного поезда… Никто и не подозревал, что он станет последним.
Мускаунти, находящийся в четырёхстах милях к северу откуда бы то ни было, имел богатую историю, а благодаря железным дорогам считался перед Первой мировой войной самым процветающим округом штата. На добыче угля, продаже леса и перевозках многие семьи здесь сколотили крупные состояния, которые либо перешли в руки потомков, либо были успешно растрачены самими основателями династий. И лишь миллионы Клингеншоенов, превратившись в триллионы, по непонятной иронии судьбы достались постороннему – мужчине чуть старше пятидесяти лет, с роскошными седоватыми усами, питавшему необычное отвращение к деньгам.
Этим наследником стал Джим Квиллер, добросовестный, неоднократно получавший премии журналист из Центра. Однако, вместо того чтобы радоваться своей удаче, Квиллер посчитал обладание столь огромным состоянием досадным и обременительным. И тут же учредил Фонд Клингеншоенов, призванный распоряжаться клингеншоеновскими деньгами в филантропических целях. Сам же спокойно поселился в перестроенном яблочном амбаре и дважды в неделю писал материал в местную газету, где вёл колонку «Из-под пера Квилла».