Блажишь ты, матушка, вот что я тебе скажу.
Сам же ты меня напугал цыганами: «Занимаются конокрадством, воровством». Я и боялась, что они впотьмах к нам влезут в купе.
А в отворенной двери купе супругов уже стоял один из мужчин соседнего купе, средних лет жгучий брюнет в золотых очках, с густой бородой, прибранной волосок к волоску, в клетчатой шелковой дорожной шапочке, и с улыбкой, показывая белые зубы, говорил:
Мадам есте русска? Господине русский?
Да, да, мы из России, отвечала Глафира Семеновна, оживляясь.
Самые настоящие русские, прибавил Николай Иванович. Из Петербурга мы, но по происхождению с берегов Волги, из Ярославской губернии. А вы? спросил он.
Срб отвечал брюнет, пропустив в слове «серб» по-сербски букву «е», и ткнул себя в грудь указательным пальцем с надетым на нем золотым перстнем. Срб из Београд, прибавил он.
А мы едем в Белград, сообщила ему Глафира Семеновна.
О! показал опять зубы брюнет. Молим, мадам, заходить в Београд на мой апотекрски ладунг. Косметически гешефт тоже има.
Как это приятно, что вы говорите по-русски. Прошу покорно садиться, предложил ему Николай Иванович.
Я учился по-русски Я учился на Нови Сад в ортодоксальне гимназиум. Потом на Вена, в универзитет. Там есть катедр русский язык, отвечал брюнет и сел.
А мы всю дорогу вас считали за немца, сказала Глафира Семеновна.
О, я говорю по-немецки, как эхтер немец. Многи србы говорят добре по-немецки. От немцы наша цивилизация. Вы будете глядеть наш Београд совсем маленьки Вена.
Да неужели он так хорош? удивилась Глафира Семеновна.
О, вы будете видеть, мадам, махнул ей рукой брюнет с уверенностью, не требующей возражения. Мы имеем универзитет на два факультет: юристише и философише (Брюнет мешал сербскую, русскую и немецкую речь.) Мы имеем музеум, мы имеем театр, националь-библиотек. Нови королевски конак
Стало быть, есть там и хорошие гостиницы? спросил Николай Иванович.
О, как на Вин! Как на Вена.
Скажите, где бы нам остановиться?
«Гран-Готель», «Готель де Пари», «Кронпринц готель» гостильница престолонаследника, перевел брюнет и прибавил: Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра еда. Добро ясти будете.
А по-русски в гостиницах говорят? поинтересовалась Глафира Семеновна.
Швабы Швабски келнеры, собарицы србви Но вы, мадам, будете все понимать. Вино чермно, вино бело, кафа, овечье мясо чаша пива. По-србски и по- русски все одно, рассказывал брюнет.
Ну, так вот, мы завтра, как приедем, так, значит, в гостинице престолонаследника остановимся, сказал жене Николай Иванович. Что нам разные готель де Пари! Французские-то гостиницы мы уж знаем, а лучше нам остановиться в настоящей славянской гостинице. В котором часу завтра мы в Белграде будем? спросил он брюнета.
Как завтра? Мы приедем в Београд сей день у вечера на десять с половина часы, отвечал брюнет.
Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечером? радостно воскликнула Глафира Семеновна. А нам же сказали, что завтра поутру? Николай Иваныч! Что ж ты мне наврал?
Не знаю, матушка, не знаю, смешался супруг. Я в трех разных местах трех железнодорожных чертей спрашивал, и все мне отвечали, что «морген», то есть завтра.
Может быть, они тебе «гут морген» говорили, то есть здоровались с тобой, а ты понял в превратном смысле.
Да ведь один раз я даже при тебе спрашивал того самого кондуктора, который от нас с гульденом сбежал. Ты сама слышала.
Ну, так это он нас нарочно надул, чтоб испугать ночлегом в вагоне и взять гульден за невпускание к нам в купе посторонних. Вы, монсье, наверное, знаете, что мы сегодня вечером в Белград приедем, а не завтра? спросила Глафира Семеновна брюнета.
Господи! Аз до дому еду и телеграфил.
Боже мой, как я рада, что мы сегодня приедем в Белград и нам не придется ночевать в вагоне, проезжая по здешней местности! радовалась Глафира Семеновна. Ужасно страшный народ здешние венгерские цыгане. Знаете, мосье, мы с мужем в итальянских горах проезжали, видали даже настоящих тамошних бандитов, но эти цыгане еще страшнее тех.
Брюнет слушал Глафиру Семеновну, кивал ей даже в знак своего согласия, но из речи ее ничего не понял.
На Везувий в Неаполе взбирались мы. Уж какие рожи нас тогда окружали и все-таки не было так страшно, как здесь! Ведь оттого-то я к вам и бросилась спасаться, когда мы в туннель въехали, продолжала Глафира Семеновна. Мой муж хороший человек, но в решительную минуту он трус и теряется. Вот потому-то я к вам под защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?