В пятницу 19 мая я получил свое сполна. С утра какой‑то однорукий гад в парикмахерской на Западной двадцать третьей улице впарил мне поддельный лотерейный билет, а вечером мне домой позвонил некий стряпчий и сообщил, будто бы после смерти моего дядюшки Мэтта я унаследовал триста семнадцать тысяч долларов. Разумеется, я сроду не слыхал ни о каком дядюшке Мэтте.
Едва стряпчий повесил трубку, я тотчас позвонил в Куинс своему дружку Райли, который служит в отделе борьбы с мошенничеством.
– Это я, – сообщил я ему. – Фред Фитч.
– Ну, что с тобой сотворили на этот раз, Фред? – с тяжким вздохом спросил Райли.
– Две пакости, – отвечал я. – Одну – утром, а другую – только что.
– Да? Ну, тогда берегись. Моя бабка не уставала повторять, что беды всегда ходят тройками. Будь начеку.
– О, господи! – вскричал я. – Клиффорд!
– Что такое?
– Я тебе перезвоню, – ответил я. – Похоже, меня только что посетила и третья.
Я бросил трубку, сбежал вниз по лестнице и позвонил в квартиру мистера Гранта. Он самолично открыл мне дверь. Подбородок его оттеняла засунутая за воротник салфетка, а в руке мистер Грант держал вилку с насаженной на нее крошечной кривой креветкой, облик которой был вполне под стать наружности моего соседа: мистер Грант и сам был маленьким, кротким креветкоподобным человечком с плешью, в очках в стальной оправе. Трудился он в какой‑то бруклинской средней школе, где преподавал историю. Примерно раз в месяц мы встречались с ним у почтовых ящиков и обменивались ничего не значащими замечаниями. Собственно, к этому и сводилось все наше общение.
– Прошу прощения, мистер Грант, – сказал я. – Понимаю, время нынче обеденное, но скажите, нет ли у вас, часом, соседа по комнате, которого зовут Клиффорд?
Грант побледнел; рука с вилкой и креветкой повисла, будто плеть. Он медленно захлопал глазами.
Я сознавал, что дело безнадежное, но, тем не менее, продолжал:
– Миловидный, приятный в обращении парень примерно моих лет, подстрижен под «ежик», в белой рубахе с расстегнутым воротом, темных свободных брюках, на шее – галстук с ослабленным узлом.
За годы вынужденных упражнений я весьма понаторел в составлении кратких, но емких словесных портретов. Увы. Я мог бы продолжить, сообщив соседу приблизительные данные о росте и весе Клиффорда, но сомневаюсь, что в этом была необходимость.
И верно: необходимости не было. Вяло взяв навскидку вилку с креветкой, мистер Грант промямлил:
– Я то думал, он – ваш сосед...
– Он сказал, что получил посылку НП.
Мистер Грант кивнул с видом страдальца.
– Мне он заявил то же самое.
– А в доме не набралось достаточной суммы.
– Даже после того, как он одолжился у Уилкинса со второго этажа.
Я кивнул.
– В левой руке он держал комок смятых бумажных денег.
Мистер Грант сделал глотательное движение.
– Я ссудил его пятнадцатью долларами.
Я тоже сглотнул.
– А я – двадцатью.
Мистер Грант взглянул на креветку, словно силясь вспомнить, чьими стараниями она очутилась на вилке.
– Полагаю, – задумчиво молвил он. – Полагаю, нам следовало бы... голос его совсем ослаб.
– Идемте, потолкуем с Уилкинсом, – предложил я.
– Что ж, пожалуй, – со вздохом согласился Грант и вышел в коридор, тщательно прикрыв за собой дверь квартиры. Мы поднялись на второй этаж.
В этом квартале Западной девятнадцатой улицы стояли почти исключительно трех– и четырехэтажные дома без лифтов, но зато с каминами и садиками.