Наверное, это означало, что он – буйно‑помешанный, но лучше не говорить таких вещей сотруднику ФБР. Поэтому я сказал:
– Совершенно верно. Я не знаю, что это значит.
– Это язык жестов, – втолковал мне А – Можно подумать, вы не знали. Язык глухонемых.
– Правда? – Мне стало любопытно. После того как я посмотрел фильм «Джонни Белинда», мне все время хотелось выучить язык знаков, чтобы объясняться с помощью рук, да только руки не доходили. – А покажите еще.
– Вот как вы общаетесь! – возликовал А,наставив на меня палец. Полагаю, это не был знак из языка жестов. Просто выставил палец, и все. – Вы не ведете тут никаких переговоров, ни вы сами, ни ваши приятели. Вы объясняетесь языком жестов! – Аповернулся к Би горделиво добавил: – Это я своим умом дошел.
«О, Боже, – подумал я, – они уверены, что микрофоны до сих пор в исправности. А коль скоро им не удалось ничего записать, стало быть, я общаюсь со своими гостями не посредством изустной речи, а каким‑то иным способом. Так они считают. Должно быть, именно по этой причине они то и дело пробираются в дом и опустошают мои корзины для бумаг. Ищут записки».
Эта теория Анасчет языка жестов мне совсем не понравилась. Если весь личный состав ФБР, от Адо Я,уверует в нее, они перестанут выносить мои отбросы, а сам я уже три года как не выбрасываю мусор, и мне вовсе не хочется возобновлять эту хозяйственную деятельность.
Посему, зная кое‑что об особенностях мышления фэбээровцев, я напустил на себя еще более умный вид, чем А,и сказал:
– Язык знаков, да? Хе‑хе!
Это, как я и рассчитывал, обескуражило А.Его вера в собственную теорию пошатнулась, и, надеюсь, необратимо (начни я все отрицать, А,разумеется, только укрепился бы в своих убеждениях. Но лукавый намек на некое высшее знание, который, как известно, само ФБР считает своим основным рабочим инструментом, одновременно представляет собой именно то оружие, от которого у ФБР нет защиты. Поэтому простого «Хе‑хе» оказалось достаточно, чтобы Араз и навсегда выкинул из головы язык знаков и предал его забвению).
Бпришел ему на выручку и сердито сказал:
– Давайте вернемся к Юстэли. Чего он хотел?
– Он пришел ко мне по ошибке, – ответил я. И своим ответом опять дал им фору. Они весьма многозначительно переглянулись, и Бсказал:
– Правда? Расскажите‑ка нам об этом.
– Он и впрямь не туда попал. Он искал террористические организации.
Бтак прищурился, что почти утратил свою прозорливость.
– Что он искал?
– Террористические организации. Он думал, что СБГН – тоже террористическая организация, и хотел сообщить мне о каком‑то митинге, на который он созвал целое сонмище этих самых террористических организаций, и пригласить меня туда.
Асказал:
– Я‑то думал, ваша ватага – пацифисты, убежденные отказники от военной службы.
– Это верно. Юстэли дал маху.
– По‑вашему, ему был нужен Всемирный союз борьбы за гражданскую независимость?
– Что?
– Вы не рассчитываете, что мы в это поверим, не так ли? – подал голос Б.
– Скорее всего, не поверите, – признал я. – Хотя во что вы вообще верите?
– Вопросы задаем мы! – прошипел Б.
– О! – воскликнул я. – Зато я задаю риторические вопросы.
– Не умничайте, – посоветовал мне А.Стало быть, он не знал, что значит слово «риторические».
– Что вы сказали этому парню Юстэли? – спросил Б.