- До кротовской усадьбы дальше, чем до моей.- Разговор у меня с участковым.- Это другое дело, - пробасил бригадир.Серебровка, погруженная в осеннюю темень, тихо засыпала. В доме участкового светились только два окна. Кротов в старомодных очках с тонкими металлическими дужками, сидя за кухонным столом, читал газету.- Думал, уж не придете... - оказал он Голубеву. - Семья спит, сам ужином угощать буду, - и несуетливо стал разогревать на электроплитке большую сковороду жареных окуней. - Вчера вечером березовские мальчишки подарили. Удочкой на Потеряевом озере ловят.- Часто в Березовке бываете? - спросил Слава.- Каждый день. Там центральная усадьба колхоза, ну и, понятно, рабочий кабинет мой там же.- Не надоедает взад-вперед ежедневно по два километра шагать? "- Это у меня как физзарядка. При срочности - служебный мотоцикл имеется, связь к моим услугам, - Кротов показал на телефонный аппарат, стоящий на тумбочке у кухонного буфета, и неожиданно сменил тему разговора: - Какие успехи в раскрытии преступления?- Неутешительные.Голубев устало присел к столу и принялся пересказывать то, что узнал от серебровцев. К концу его короткого рассказа "подоспели" окуни. Ставя на стол скворчащую сковородку, Кротов заговорил:- У Репьева в пьяном состоянии имелась порочная замашка неразумные шутки шутить. То, бывало, начнет с нехорошим смешком кому-либо угрожать, что подожжет усадьбу. То засидевшейся в гостях старухе скажет, что ее старик только что в колодец упал. То всей деревне объявит, будто у пасеки фонтан нефти из земли вырвался и там начался такой пожар, который вот-вот докатится до Серебровки и спалит всю деревню. Словом, находясь в нетрезвом состоянии, Гриня баламутил народ основательно. Имел, к тому же, в этом отношении артистические способности. Так вот, полагаю, не подшутил ли Репьев таким способом над цыганами? Серебровцы, понятно, давно раскусили его неразумные шутки и пропускали их мимо ушей: мели, мол, Емеля - твоя неделя... А цыгане по неведению могли принять за чистую монету...Весь ужин Голубев и участковый, словно соревнуясь, высказывали друг другу самые различные версии, но ни одна из них не была убедительной. В конце концов оба решили, что утро вечера мудренее, и Кротов провел Голубева в отведенную ему для ночлега комнату.Рядом с кроватью высилась вместительная этажерка, битком заставленная годовыми комплектами журнала "Советская милиция". У окна стоял письменный стол. На нем вразброс лежали: толстый "Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу РСФСР", такой же пухлый том "Криминалистики", "Судебная медицина", "Гражданский кодекс РСФСР" со множеством бумажных закладок, школьный учебник русского языка и небольшой сборник стихов Александра Плитченко.Над столом, в простенке между окнами, висела застекленная большая фотография, иа которой улыбающийся молодой генерал с пятью звездами в квадратных петлицах пожимал руку совсем юному красноармейцу, чем-то похожему на Кротова. Заметив, что Голубев внимательно рассматривает фотографию. Кротов с некоторой смущенностью заговорил:- За неделю до начала Великой Отечественной войны сфотографировано. Командующий Западного Особого военного округа поздравляет меня с выполнением боевой задачи по стрельбе на "отлично". Через сутки, как я отправил эту фотографию родителям, грянула война.Голубев с нескрываемым уважением посмотрел на Кротова:- С самого первого дня Отечественную начали?- Так точно. И в последний день расписался на рейхстаге, фашистских главарей из фюрербункера выкуривал, умерщвленных геббельсовских детишек своими глазами в кроватках видел. Жуткая картина, доложу вам.