Проворонил.
Рядом как раз собиралась отойти лодья, и хозяин её, плотный коренастый купец, бегал по кораблю от носа к корме и обратно, строжил корабельщиков и холопов. Вот-вот и чалки сбросят на берег. Нужно ли тебе что лучше, Колюто?!
Чутьё Колюты внезапно обострилось, он видел многое сразу. Но виду не подал, что заметил что-то, только взялся левой рукой за пояс, поближе к кожаной калите, раздёрнул коротким движением шнурки. И тут же крутанулся на пятке, уходя в сторону и вырывая из калиты окатыш. Над ухом взвизгнул остро заточенный оцел брошенного кем-то ножа. Тот хмырь в толпе! Руки всё делали сами окатыш с глухим стуком врезался хмырю в лоб, и хмырь повалился назад.
Расталкивая людей, по вымолу уже бежала стража всего двое, но при топорах и стегачах (а у Колюты не было почти ничего!), народ сбегался со всех сторон, и калика огромным прыжком перемахнул с вымола на лодью, рванул из ножен длинный нож и приставил к горлу растерявшемуся купцу:
Отходим! Живо!
Купец сглотнул и, косясь на широкое острожалое лёзо ножа, махнул своим людям, замершим было с чалками в руках. Чалки отдались, течение мягко подхватило лодью и понесло кормой вперёд, но дружно ударили вёсла, и она рывком двинулась против течения.
Когда вымол остался позади на два перестрела, а над головой хлопнул, разворачиваясь, парус, тут же наполнивший ветром свои широкие, объёмистые пазухи, Колюта отпустил купца и убрал нож. И, глядя в испуганно расширенные глаза, сказал:
Ты уж прости, добрый человек, что обидел, да только нельзя было мне в Киеве оставаться.
Сузив в бешенстве глаза, купец выразился. Потом ещё и ещё, с каждым разом всё крепче, срывая злость. Колюта его понимал именно в такие вот мгновения непривычные к войне люди и седеют враз.
Ну прости, говорю. Ну не мог я иначе, сказал калика вдругорядь, оглядываясь не видать ли челноков с погоней. Их не было невестимо почему, может, просто лодок не оказалось поблизости. Но, в любом случае, Киев удалялся прочь, и я вновь поворотился к купцу. Ты не бойся, я заплачу за дорогу и за оружие больше хвататься не буду. И даже на вёслах посижу, если надо будет, грести я тоже умею, доводилось.
Купец ещё несколько мгновений разглядывал калику, потом, отходя, наконец, от гнева, кивнул:
Ин ладно. Будь по твоему. Заплатит он! запоздало вспыхнул он опять. Дырами на своей рубахе заплатишь, небось?! На весло тебя посажу, будешь мне до самого Турова грести!
А ты в Туров идёшь, господине? смиренно спросил Колюта, низя взгляд.
О! купец опять пыхнул нерастраченным гневом. Он даже не знает, куда я иду! Спросил бы хоть, прежде чем на борт бросаться! Да меня в Киеве всякий пёс знает, я торгую от Турова до Белой Вежи!
Ну так то пёс ведь, а я ж не пёс, пробормотал Колюта себе под нос, но так, чтобы и купцу было слышно. Тот вновь запыхтел, готовясь ругаться, но Колюта опередил. Дозволь на весло сесть, хозяин?
Ступай! И чтоб до Турова на глаза мне не попадался!
2
В месяц зарев жара отступает, лето становится мягким, и тёплые ровные ветра гудят в вышине, играют листвой дубов и берёз на киевских горах. А в низине, у воды, там, где с Киевой горы сбегают к Днепру и Подолу дома Боричева взвоза тишь, только вода в Днепре морщится от лёгкого ветерка.
Мальчишки остановились у самой воды, огляделись по сторонам.
В самый раз будет, обронил старший. И глубина добрая, и течение тихое, и не видит никто.
И в самом деле, выбранное ребятами место было укромным от берега его отгораживали густые заросли ивняка, через которые они и сами едва пролезли, а от Горы, с которой далеко видно, густой сосняк на окраине Подола.
Младший сбросил с плеча котомку из посконины, потянулся, повёл плечами:
И чего на рыбалку всегда надо вставать в такую рань, а, Сушко?
Старший походя отвесил ему лёгкий подзатыльник:
Потому что на утренней зорьке всегда самый лучший клёв, бестолочь.
Младший увернулся и пробурчал себе под нос:
Вымахал, орясина.
Сушко беззлобно усмехнулся в ответ, разматывая с гребешка конский волос:
Ладно, не ворчи. Доставай крючки, рыба ждать не будет.
Пожди, младший полез в кусты, что-то невнятно бурча под нос.
Чего пожди-то? не понял Сушко. Ты куда? По нужде что ль? Торля?!