Вымахал, орясина.
Сушко беззлобно усмехнулся в ответ, разматывая с гребешка конский волос:
Ладно, не ворчи. Доставай крючки, рыба ждать не будет.
Пожди, младший полез в кусты, что-то невнятно бурча под нос.
Чего пожди-то? не понял Сушко. Ты куда? По нужде что ль? Торля?!
Торля промолчал. Сушко покосился в его сторону младший брат стоял в ивняке столбом, словно змею увидел, потом оборотился (а лицо бледное!) и молча позвал старшего одним движением руки.
Ну чего там? Сушко раздвинул кусты и тоже замер, словно прикованный к месту.
Человек лежал в воде у самого берега вниз лицом видно, вползти в кусты у него сил ещё хватило, а вот на берег выбраться уже нет. Вода полоскала крашеную буро-зелёным плауном рубаху и тёмно-серые штаны, трепала длинный чёрный с заметной проседью чупрун на когда-то бритой, а теперь поросшей коротким волосом голове.
Эва, шёпотом сказал Торля и кивнул на чупрун. Вой, никак. А то и гридень, а, Сушко?
Помалкивай, оборвал старший, и младший обиженно смолк трудно в десять лет спорить со старшим братом, которому уже четырнадцать. Хотя и очень хочется.
Сушко шагнул к лежащему, присел рядом, опасливо прикоснулся кончиками пальцев к плечу и тут же отдёрнул руку.
Ну что? Живой он, нет? Торля вмиг оказался рядом отстать от старшего брата в таком страшном и интересном деле позорище.
Да не пойму пока, Сушко помолчал, кусая губу, потом сказал решительно. Давай-ка его перевернём.
Страшно, Сушко, сказал Торля почему-то шёпотом, но старший брат тут же отверг:
Нечего бояться. Даже если и топляк, то свеженький, встать не успел ещё.
Вдвоём дружно ухватили воя за плечи, рывком перевернули на спину. И тут же отпрянули изо рта послышался сдавленный хрип, тут же перешедший в слабый стон.
Живой, прошептал Торля.
Братья переглянулись и вновь уставились на свою находку. Рыбалка была забыта вмиг.
Что делать будем, а, Сушко? Торля поднял на старшего брата испуганные глаза.
Тот в ответ только головой мотнул нишкни, мол! Смотрел на лежащего, не отрывая глаз и покусывая нижнюю губу. Думал.
Вой. Вестимо, вой длинные усы на верхней губе, короткая щетина на нижней челюсти давно, видно, бриться не доводилось вою. Лет под сорок, крепкий. Вышивка на праздничной рубашке, порванной в двух местах.
Не порванной, порубленной! тут же поправил себя Торля и поёжился.
Вой был ранен. И не один раз.
Из прорех в одежде слабо сочилась кровь. И то добро! Кровь идёт, стало быть, есть надежда, что выживет! вспомнил Сушко слышанное от бывалых людей.
Что же с ним делать?
Надо на Гору бежать, рассказать, предложил Торля, заглядывая Сушко в лицо. Пусть людей за ним пришлют! Вой же! А, Сушко?
Но старший брат не спешил. Скрестив ноги, он сел рядом с раненым и задумался. На нетерпеливые же вопросы Торли не отвечал. Младший тоже принялся разглядывать раненого и только тут заметил то, что надо было бы ему увидеть сразу что вышивка у воя на рубашке отнюдь не киевская, не полянская.
На его слова Сушко только качнул головой:
Ну и что? Думаешь, у великого князя одни только поляне да русь в дружине, что ль?
И то верно. Изяслав Ярославич прежде киевского престола и в Турове княжил, и в Новгороде, а к великому князю в дружину кто только не идёт.
Да и в Киев сам кто только не едет, подтвердил Сушко. Вон мы с тобой вятичи, как и батя наш.
Сушко же потянулся к вороту рубашки раненого, туда, где завязки были распущены, и виднелось серебро. Распустил ворот.
Креста не было.
На серебряной цепочке висел волчий клык, обвязанный по верхнему краю волчьей же шерстью.
Это тоже ничего не значит, Торля покусал губу и покосился на старшего брата страшно хотелось сказать хоть что-нибудь умное. Небось, у великого князя в дружине
Сушко раздражённо оборвал:
Покинь! Был бы дружинный, его бы уже искали! Не видишь разве, он уже несколько дней как ранен.
И правда! Торля смолк и снова поглядел на раненого удивлённо и со вновь пробудившимся страхом.
В этот миг раненый шевельнулся, и Сушко тут же отдёрнул руку от его груди. Вой открыл глаза, мутно глянул на мальчишек, пробормотал что-то неразборчивое (мальчишки разобрали только «княже», «бежать», «боярин», «княгиня ждёт» и «Полота») и снова закрыл глаза и обмяк. Братья вновь переглянулись, подумав об одном и том же.