У тебя ведь есть летний павильончик. Умоляюще произнес Иво. Пусть она там поселится, сейчас тепло, ей будет там хорошо. А потом мы с отцом Марком ее окрестим. Он мне не откажет, я знаю А если и откажет, поможет Гэйб.
Ах, Иво! Всплеснула руками Алиса, поджала губки, всем своим видом выражая невысказанное: как сильно он ее озадачил и сколько она уже сейчас предвидит проблем, связанных с этой девушкой!
Сводный брат пропавшего графа Кемского, Август Фокс, уже который день проклинал и самого графа, и его несвоевременное и загадочное исчезновение. Отыскать графа или его след уже которую неделю никто не мог. Сам Август тоже был гостем Красной Скалы, и, в отличие от остальных поисковиков, знал, когда того там видели живым и здоровым в последний раз. От этого момента и плясал, не подозревая, что то был уже не граф, а играющий его роль ассасин, а сам граф на тот момент был уже несколько часов, как мертв, и тело его съела негашеная известь практически без остатка. Неизбежно появились подозрения: не в недрах ли Красной Скалы сгинул сводный братец?.. И хрен бы с ним, Август всегда его терпеть не мог. Но определенность требовалась в вопросах наследства и опеки над малолетней дочерью графа, плодом династического брака с полоумной графиней Кларой Лефтер, которая после родов окончательно сошла с ума и теперь содержалась под замком и присмотром одной надзирательницы и двух сторожей, замазывая зачем-то собственным дерьмом окна и постоянно пытаясь что-то поджечь. Тот еще подарочек, а по-тихому не избавишься: Лефтеры род не особо богатый, но в родстве со всеми тремя королевскими родами Острова, три Лефтера и вовсе были королями и королевой Нордланда во времена оны, а значит, эта чокнутая чувырла королевских, мать ее, кровей. Все Лефтеры, через одного, рождались с прибабахом, в каждом поколении имелись сумасшедшие, но об этом в приличном нордландском обществе даже упоминать было не принято. И вот сидит эта дура, гыгычет, слюни по подбородку текут, дерьмом воняет, а тронуть ее, суку, не моги, ибо королевская кровь!
И дочечка от мамочки не далеко ушла. Семь лет, а до сих пор в постель ссытся и даже до пяти считать никак не научится. Но тоже почти принцесса, да еще, если папаша не отыщется и не заделает мальчишку-наследника, кандидатка в мужья будущему графу Кемскому. Вот счастье-то кому-то привалит! Август брезгливо скривился, подумав о невестке и племяннице. Будет только справедливо, если он за время опекунства поправит свои дела А потом сбагрит счастливому молодожену эти два сокровища, и свалит в Константинополь, где можно будет жить на собственной вилле, под сенью виноградной лозы, любоваться синими волнами теплого моря, попивая молодое вино и забыв Нордланд, как страшный сон. Но, чтобы получить полноценное опекунство и доступ к закромам, нужно определиться с судьбой графа. А то тот выехал за ворота Найнпорта, и больше его никто, нигде, не видел.
И куда же он делся? Язвительно вопрошал он у своего агента. Испарился на жаре? Превратился в воробышка, насрал на голову лошади своей и улетел, чирикая? Или в преисподнюю сверзился, своими грехами угнетенный?.. Если испарился, где одежа? Если в воробышка, то где лошадь с какашками на голове? Если провалился, где дыра?
Мимо корчмы он не проезжал, значит
Значит, куда-то свернул до корчмы. Куда?
Нашел я там в лесу брод и тропку в бывшую деревеньку, Гремячее. Но деревню давно спалили. Там кто-то жил, и не так давно, но следов их сиятельства нет никаких. Собаке давали его вещи нюхать, она никаких следов не нашла. Мы подпол обшарили, искали, не рыли ли где, не прикопали ли тело. Ничего.
Другие тропы из деревни?
В несколько других деревень. Там тоже никто графа не видел. И никого, похожего на графа хоть чуть-чуть. Мы даже допустили, что он мог переодеться женщиной, или сам, или по принуждению, но и тут ничего.
Значит, кто-то лжет! Разозлился Август. Как и его сводный брат, он был белокурым, стройным, почти тощим, с правильными и тонкими чертами лица, слегка женоподобным у них была общая мать, и именно на нее они оказались похожи. У него были изящные руки и маленькие ноги, но в остальном он не дотягивал до красавца брата. Был более блеклым, менее харизматичным и, благодаря вечно недовольному выражению лица и опущенным углам рта, слишком тонкого и бледного, казался непривлекательным. Сам он, правда, этого не видел, так как, глядясь в зеркало, всегда придавал своему лицу приятное и немного лукавое выражение, которое (как ему казалось) ему очень шло. Злясь, он начинал ломать пальцы, и их похрустывание немного его успокаивало, а вот других раздражало. Глядя на эти пальцы, его агент Роб Вышка осторожно произнес: