Весной ему мешал дождь, а осенью — туман. В свои тридцать четыре года Трикси довел искусство ничегонеделания до совершенства, и мысль о том, что можно честно трудиться весь день напролет, представлялась ему неостроумной шуткой. Его содержала жена. Жена Трикси в любую погоду отправлялась на работу в супермаркет, жена Трикси платила за муниципальную квартиру, и денег у нее после этого оставалось ровно на молоко. Она прожила с Трикси одиннадцать лет и осталась все такой же веселой, неунывающей и практичной. Она без особого волнения отнеслась к двум девятимесячным отсидкам Трикси в тюрьме и так же спокойно принимала тот факт, что в один прекрасный день он вернется. Ее родной папочка тоже полжизни просидел по тюрьмам. Так что жене Трикси было не привыкать иметь дело с мелким преступником.
Скачку в два тридцать Клейпитс выиграл, с оскорбительной легкостью обойдя всех соперников. Трикси омыл свое уязвленное самолюбие остатками пива. Блин, за что ни берешься — все коту под хвост! В последнее время Трикси жутко не хватало денег — приходилось экономить даже на самом необходимом: на выпивке и куреве. Срочно требовалась какая-нибудь блестящая идея, которая заставит наивных лохов распахнуть ему свои кошельки. Подделка билетов не катит. Он много лет гордился своим искусством, пока копы не загребли его в Уимблдоне с пачкой фальшивок в кармане. И турист нынче пошел больно умный — им теперь не продашь не то что Лондонский мост, но даже и подписку на несуществующий порнографический журнал.
Позднее Трикси никак не мог вспомнить, что навело его на ту блестящую идею. Вот только что он спокойно смотрел трехчасовую скачку в Кингдом-Хилле — и вдруг его осенило. И он захлебнулся диким и злым весельем.
Трикси расхохотался вслух, хлопнул себя по ляжкам, вскочил и пустился в пляс. Эта дерзкая мысль привела его в такое возбуждение, что усидеть на месте было решительно невозможно.
— Святые угодники! — выдохнул он. — Это же проще простого! Куча денег ни за что! Кингдом-Хилл — да, конечно!
Трикси Уилкокс был не слишком умен.
В пятницу утром майор Кевин Коудор-Джонс, директор кингдом-хиллского ипподрома, явился со своим «дипломатом» на обычное заседание правления. Большинство членов правления друг друга терпеть не могли. Ипподром принадлежал маленькой частной компании, раздираемой междуусобной грызней, и потому страдал от последствий решений, принятых в пику друг другу, и дела на нем шли не так хорошо, как могли бы.
Назначение Коудор-Джонса на пост директора было одним из типичных результатов дурного руководства. Он значился третьим в списке возможных претендентов и сильно уступал двум первым. А избрали его исключительно ради компромисса между сторонниками первого и второго кандидатов. Вследствие чего ипподром получил весьма посредственного директора. А его наиболее толковым решениям обычно не давали ходу разногласия в правлении.
На военной службе Коудор-Джонс был офицером импульсивным, безрассудно отважным и беспечным, что не позволило ему сделаться полковником. Человеком он был ленивым и дружелюбным, а директором — чересчур мягким.
Собрание, имевшее место быть в пятницу, как всегда, не замедлило перерасти в скандал.
— Главное — обеспечить безопасность! — твердил Беллами. — Этим необходимо заняться срочно. Сегодня же!
Худой и остролицый Беллами агрессивно оглядел сидящих за столом, и Роскин, как обычно, возразил ему своим протяжным, небрежным тоном:
— Дорогой мой Беллами, безопасность стоит денег!
Роскин говорил так снисходительно именно потому, что знал, как Беллами это бесит. Беллами потемнел лицом от ярости, и безопасность на ипподроме, как и многое другое, стала жертвой личной распри.
— Нужно установить высокие перегородки, дополнительные замки на всех внутренних дверях и удвоить число полицейских! И заняться этим нужно немедленно! — настаивал Беллами.