Но почему, отче?! не стерпел, наконец Витко. Всеслав же мрачно молчал мотал на ус, которого пока что у него не было, ни даже и пуха на верхней губе и подбородке. Ведь понятно же, что так ничего не добьёшься! Всё одно, что медведя копьём в бок потыкать и ждать, что дальше будет!
Это тебе понятно, Брень одобрительно глянул на сына. Ты сын воя, гридня, и сам будущий вой. А боярин, вятший какой, господа земельная, можновладец, как ляхи говорят он воин разве? Он тот же землероб, почти смерд, только знатного рода. Ему бы земельки прирезать, в поход сходить или сына отправить, чтоб с добычей воротился, ему от того честь и уважение. За свою землю, за своего князя он и голову не жалея сложит. А вой да и князь он дальше должен мыслить, видеть, как в будущем сложится.
Витко понятливо кивнул, чуть улыбаясь по нраву пришлись отцовские слова как сказанные, о том, что он будущий вой, так и не сказанные сын гридня и будущий вой, он возможно и будущий гридень.
А Всеслав вскинул глаза на пестуна и встретился с ним взглядом. Брень повторил:
Помни, княже. Главная ошибка Мстислава Владимирича то, что он не доделал дело. Не останавливайся на полдороге.
3. Мазовия. Окрестности Вышегрода. Лето 1047 года, травень
В ночи горели костры. Дымно воняло горелой смолой, горьковатой ивой, мокрой шерстью и сырыми дровами. Влажным холодом тянуло от речки, названия которой никто не помнил (так сложилось, что в войске Моислава не было никого из местных), да, по большому счёту, это никому уже и не было нужно речка как речка, какая разница, как она называется, даже если и придётся на её берегу погибнуть. Дым стелился низко, обещая назавтра дождь, в стане Казимира гудели трубы чего-то не спалось христианам. То ли князь (сам себя Казимир, вослед отцу и деду, вестимо, именовал королём, да только его слова мазовшанам вольным не указ) с обходом ходил по стану, то ль праздник какой справляли, а может какой пан с отрядом стал не туда и переходил поближе к княжьему шатру, чтоб честью не поступиться.
В стане Моислава же было тихо около костров то тут, то там мелькали быстрые тени, слышались негромкие разговоры. Мазовецкая рать постепенно засыпала.
Воронец Лютич повернул подвешенный над углями ивовый прут с насаженными на него кусками вепревины (воины во время перехода заполевали походя стадо кабанов хватило на всё войско, каждому досталось по доброму куска), следя чтобы мясо прожарилось со всех сторон. Пахнуло одуряюще; на языке разом повлажнело, зброеноша рядом громко сглотнул. Воронец насмешливо покосился на парня, велел:
Вышко, нарежь-ка хлеб да сыр. Да смотри у меня, мех с пивом не тронь, а то знаю я тебя мигнуть не успеешь, как половины нет как нет.
Зброеноша глянул возмущённо, но смолчал понимал, что господин шутит. Впрочем, как и в каждой шутке, в словах Воронца была известная доля правды, поэтому, он, приглядывая одним глазом за жарящимся мясом, другим, тем не менее, косил на Вышко. До пива зброеноша и впрямь был большой охотник.
Темнота распахнулась, словно занавес, из неё вынырнула могучая туша, обдала крепким запахом мокрой кожи и шерсти, пива, редьки и сушёной рыбы. Упала на тяжёлую корягу рядом с Воронцом.
Поздорову ль?
Поздорову, хвала богам, сдержанно ответил Воронец, дружелюбно кивая и вновь поворачивая мясо. Давно прибыли?
Пан Лютевит Терновец, хозяин Вышегрода, был громаден и страшноват. Заросшая тёмно-рыжим волосом огромная туша, один серый глаз под косматой бровью (второй скрывался под тугой чёрной повязкой), длинные усы и каменно-твёрдый тяжёлый подбородок, прорезанный посредине ямкой, белый кривой шрам через всё лицо. Расшитая дорогим жемчугом и серебром свита, изрядно засаленная и потёртая (а как же иначе покажешь своё презрение к богатству?), яркая суконная шапка с бобровой опушкой, из-под которой виснет за левое ухо длинный тёмно-рыжий же оселедец.
Час назад, хрипло прогудел он, стягивая шапку с бритой головы и утирая ею лицо. Грязь, пся крев, чуть коней не перетопили за лесом.
Разгладил усы, покосился на Вышко и бросил ему хмуро:
Ты пиво-то достанешь или так и будешь прятать?
Вышко стрельнул взглядом на Воронца, тот кивнул в ответ:
Доставай, мясо дошло уже.
Пиво было ожидаемо крепким пили прямо из меха, по очереди поднося ко рту. Мясо, почти без соли, шипело и шкварчало кипящим салом; воины рвали его зубами, жевали и крупно глотали. Хлеба было мало, грызли сухари. Вышко выкатил из углей печёную репу, обугленная кожура обжигала руки.