Ты пиво-то достанешь или так и будешь прятать?
Вышко стрельнул взглядом на Воронца, тот кивнул в ответ:
Доставай, мясо дошло уже.
Пиво было ожидаемо крепким пили прямо из меха, по очереди поднося ко рту. Мясо, почти без соли, шипело и шкварчало кипящим салом; воины рвали его зубами, жевали и крупно глотали. Хлеба было мало, грызли сухари. Вышко выкатил из углей печёную репу, обугленная кожура обжигала руки.
Покончив с едой (Вышко невольно прислушался к желудку тот всё ещё хотел есть), развалились у костра. Вышко подбросил дров (взвились тёмно-красные искры), покосился на мех с пивом. Наткнулся на насмешливый взгляд Воронца, вспыхнул, насупился и отсел подальше помни своё место, зброеноша. Вспомнил на Руси таких как он, отроками зовут, речей не ведущими. Замер послушать разговор старших, разговор о мужских, значимых вещах.
А говорили и впрямь о занятном.
Вот и на Гнезно идём, Лютевит покосился на Воронца. Сбылись твои пожелания.
Мои? Воронец удивлённо приподнял брови. Посторонний человек решил бы, что он удивлён искренне, но Вышко слишком хорошо знал наставника. Воронец насмехался.
Ну ты же старался, уговаривал князя на Гнезно идти, Лютевит, похоже, знал Воронца ничуть не хуже. Долго старался, сразу после того как русь нападала. Ну вот и идём.
Для чего идём-то? Воронец хмуро отвернулся, пнул попавшийся вовремя под ногу комок земли. Куявию у полян отнимать? А я для чего звал? Казимира побить пока время не упустили, христиан разогнать, да во всей Польше их власть подавить. Не пошёл князь.
А то как же, пан скривил губы. Мы, мазовецкие паны, того князя выбрали, мы и добра ему на то не дали. Куявию вот у полян оттягать то добре, она больше к нам, мазовшанам тянет. А Гнезно мазовшанам без надобности, там уже поляне главными будут, не мы. А если даже и мы то склок с полянами да куявами не расхлебаешь, как задницей в муравейник или осиное гнездо сесть. Надо нам оно
То-то и оно, пробурчал лютич, не поднимал головы. Куявия к ним тянет. Полянин бы небось, то же самое сказал что Куявия к ним, полянам, тянет. Все вразнобой.
Ты лютич же, велетич, насмешливо бросил Лютевит. Тебе всё равно, ты от князя да его щедрот кормишься, как и вся дружина. Тебе, где князь сказал, там и столица. А был бы Моислав лютичем, да с велетскими полками бы на Гнезно пошёл ты так же думал бы, как и мы, панство мазовецкое. Нет, скажешь?
Вышко слушал, разинув рот перед ним внезапно распахнулась бездна тайных связей и движущих сил больших государских дел. Воронец, заметив его удивление, сказал:
Спросить чего-то хочешь, Вышко?
Наставник, а зброеноша внезапно запнулся языком, и вдруг ляпнул первое, что в голову пришло. А ты и правда лютич? А я думал это просто назвище такое.
Назвище, усмехнулся Воронец.
Наставник, снова начал Вышко, кляня себя за тупость, взглянул на Воронца вопросительно и, поймав разрешающий взгляд, спросил. А как вообще началась эта война?
Как? Воронец задумался.
Первое, что увидел Воронец, въезжая в вёску, висящее на толстом суку дуба тело местного прелата. Ветер нёс клочья дыма, трепал сутану прелата. Глухо гудело пламя внутри костёла, рвалось по ветру на толстой камышовой кровле. Моросил лёгкий весенний дождь, и солнце яро прорывало облака.
Воронец покосился на едущих следом воев, и коротко вздохнул. Похоже, задание, данное ему королём, выполнить будет тяжеловато. Прослышав про восстание кметов3 около Плоцка, Мешко велел своему приближённому воину:
Поезжай, разберись, в чём там дело.
А Богуслав-то чего ж? хмуро спросил Воронец. Там его люди, его земли, его род. Он в Плоцке хозяин.
Богуслав мне здесь нужен.
Вот теперь и расхлёбывай, Воронец, кашу, заваренную христианами.
Впрочем, расхлёбывать было уже нечего прелат уже расхлебал всё сам. Наелся той каши по самое горло.
Кметы встретили Воронца и его воев (полтора десятка всадников, единоплеменников-лютичей, таких же, как и он, сирот-изгоев) на площади посреди вёски, около самого горящего костёла. Стояли полукругом, сгрудившись между домов, и с низких камышовых кровель на них стекала вода. Мужики глядели хмуро и яростно, некоторые низили глаза, но было ясно если что, они и в топоры пойдут против него, и его полтора десятка мечей просто утонут в толпе. За их спинами женщины и дети шушукались, негромко переговаривались и баюкали младеней.