Шли по лесу хорошо. Немного шумно, но хорошо. Княжич на переправе засыпался настоящий ворог тебя бы уже убил.
Витко немедленно задрал нос его-то отец за всё время их пути по лесу не видел. Но дальнейшие слова Бреня вмиг охладили зазнайство сына, словно вылив на него ушат ледяной воды:
Витко убит дважды при выходе на поляну. Мной и княжичем.
Теперь уже Витко клонил голову под ехидным взглядом Всеслава.
Тем, как себя на поляне вели недоволен. Но за то, что шли по лесу хорошо, дозволяю поесть.
Мальчишки мгновенно вскочили, забыв про саднящую боль в «ранах» от стрел. Сами стрелы, впрочем, им пришлось поднять, передать Бреню, да ещё и за науку благодарить. Гридень принял стрелы, усмехаясь в усы, и принялся разматывать бечёвку со стрел надо было снять пробки. Больше в ближайшие дни им друг в друга стрелы не метать, только в какую-нибудь цель. Работая, Брень краем глаза следил за тем, что будут делать мальчишки.
«Дозволяю поесть» меж тем, отнюдь не значило, что мальчишек ждёт готовый накрытый стол, и оба это прекрасно понимали. Княжич тут же принялся, орудуя ножом, драть бересту с ближней берёзы и ломать сухостой, а Витко развьючивать коней. Их с Всеславом коней (настоящих боевых, кто понимает) Брень привёл в поводу, навьюченных поклажей мальчишки же от самого Полоцка добирались до поляны на своих двоих.
И уж конечно, невзирая на «дозволение» ни Витко, ни Всеслав не позволили себе притронуться к еде, пока не нарубили ветки и слеги для шалашей.
Костёр весело трещал, разгоняя вечерние сумерки, а ветряная рыба, печёная репа и копчёное сало казались удивительно вкусными в сочетании с родниковой водой.
Брень полулёжа добродушно щурился на огонь, но мальчишки не обманывались его добродушием они отлично знали, что наставник, глядя вроде бы в огонь, на самом деле отлично видит и слышит и то, что делают они, и как пасутся кони, и что делается за кустами какой хорь какого зайца потащил сейчас в своё логово.
Наставниче, расскажи что-нибудь, попросил Всеслав, облизывая пальцы и бросая в рот горсточкой крошки. С завтрашнего дня им с Витко предстояло варить похлёбку или кашу самим, а прежде того вырезать ложки.
Рассказы Бреня о его боевом прошлом были обычаем. Вообще гридень не был большим любителем молоть языком, к чему приучил и обоих своих воспитанников и сына, и княжича. Но иногда, примерно раз в месяц, им доводилось услышать что-нибудь занимательное о лихих походах славного тьмутороканского и черниговского князя Мстислава Владимирича, о его победе над касожским князем Редедей, о заснеженных Ясских горах, о боях с ясами, касогами, лезгинами, козарами, печенегами.
От рассказов Бреня словно веяло теплом южных стран, их диковинными запахами, степным горячим воздухом, пахнущим полынью. Где-то там далеко были серебристые ковыльные степи, табуны диких коней и стада туров, каменные палаты и диковинные деревья со сладкими плодами, кудрявый виноград и сладкий персик. Многосотенные и даже многотысячные войска, интриги и непредставимая роскошь
Иногда после такого родной кривский край, с корбами и болотами, сосняками и березняками вдруг на несколько мгновений начинал казаться и Всеславу и Витко (для которого тоже успел стать родным) скучным и невзрачным. Но только на несколько мгновений призрак южных стран быстро растворялся, и виделось вокруг иное сладкая светлая вода в родниках, высокие сосновые боры с шумящим в вершинах ветром, весёлые стайки берёз и даже угрюмые вроде бы замшелые камни были своими, родными и знакомыми.
К слову сказать, Всеславу однажды хватило дури признаться Бреню в своих ощущениях. Гридень не рассердился, он просто удвоил количество упражнений на несколько дней чтобы дурь из головы вылетела. Всеславу и Витко заодно.
И только потом пояснил:
Ты, Всеславе, будущий князь этой земли. Она даёт тебе силу, и не любить её нельзя.
Да и разве ж можно было не любить эти озёра и бочаги словно глаза неба в чаще дебрей, эти тьмочисленные реки, речки, речушки, ручьи с прозрачной черноватой водой, эти сосняки, березняки и дубравы, эти рубленые города, которые глядятся в реки, словно любуясь собой?
Но сегодня рассказ Бреня был не о далёких странах. О Руси, хоть и тоже дальней. О битве под Лиственом.
Война между сыновьями и пасынками Владимира Святославича заканчивалась. Погибли под вражьими мечами Борис, Глеб и Святослав, затерялись где-то не то в Валахии, не то в Паннонии следы Святополка, ставшего Окаянным, отгремела битва на Судоме, окоротившая желания молодого полоцкого князя Брячислава Изяславича («да, да, твоего отца, Всеславе!»). Киевская господа уже смирилась с тем, что на каменном престоле сидит хромой новогородский князь Ярослав, когда от Лукоморья и Тьмуторокани пришла новая ратная гроза.