Это проигрыватель, дефицитная вещь, я вам скажу, произнес я в ожидании, что хоть это понравится теще.
Уноси все на свалку; музыка нам не нужна, вон телевизер есть, тама всякие музыкальные звуки так грохочут голова болит. Вдобавок еще радиопроводной ящик, который мы никада не включаем. От его сплошная словесная рунда исходит.
Самогон пущай остается, тяпнем сегодня по случаю приезда зятяголяка, выдал тесть, когда я взялся за ручку дверей, чтоб унести три авоськи на свалку.
Пока я оттаскивал свое богатство к мусорным бакам, стоявшим во дворе, где летом роились мухи, теща приготовила скромную закуску. На чистых тарелочках было по нескольку кусочков диетической вареной колбасы, салат из свежей капусты и по нескольку дымящихся картофелин. Все это пахло неизвестно чем, но на голодный желудок действовало возбуждающе.
Ну, зятек, дай Бог, чтоб у вас с Женей все было, как у всех молодых семьях, сказал Алексей Григорьевич, поднимая стограммовый стакан, наполненный доверху. Ты, правда, гол как сокол, это грустно. И перспектив у тебя никаких, все на нуле. Наша Женя дура: выскочила за первого попавшегося голяка замуж, у которого все богатство в штанах. Ну что ж! кто как стелет, тот так и спит. Я на вас работать не буду, говорю откровенно. Потом, почему ты ее сразу же обрюхатил, неужели нельзя было подождать? Кто так делает? ты уже взрослый мужик, чай под тридцать, а ума кот наплакал. Сам гол, как сокол, жить негде, а вы новую жизнь производите. Это дело легкое: обнял, сунул и готово. Обычно все голяки так и поступают. Да еще ради московской прописки, небось, а? А то гляди, не пропишем и все тут. Вернешься, откуда приехал.
Он сидя чокнулся со мной и выпил до конца, как ребенок ложку молока. Я пригубил пятидесятиградусную жидкость и раскашлялся.
Только не притворяйся, сказала теща. По твоим глазам вижу: ты алкаш еще тот! Глаза красные, как у собаки.
Да я две ночи не спал, попытался защититься я.
Знаем, знаем вашего брата. Небось, женился на Жене ради прописки в Москве? признавайся лучше, наступала теща. Если бы у ее не пузо, мы не пустили бы тебя в нашу фатиру. Всю Москву заполонили проходимцы всякие, лимита проклятая. Никто их на работу не берет, никому они не нужны, вот и кидаются на девочек москвичек, охмуряют их, соблазняют, обещают золотые горы, чтоб както пристроиться. А девочки дуры соглашаются, и в результате пшик получается. И ты, небось, устроишься, где получше, заведешь себе подругу, а наша Женя сопли на кулак начнет наматывать. Таких примеров хоть отбавляй. Стоит какомунибудь лимитчику получше устроиться, он тут же ищет новую подругу, а жену, которая устроила его, пригрела, так сказать накормила, напоила, бросает на произвол судьбы. И ребенок не удержит. Так и ты поступишь. Говорила я Жене, да она не верит.
Меня эти слова и обидели, и напугали. Это был нож в сердце, плевок в душу. Я не знал, даже предположить не мог, что теща окажется права. Жизнь распорядилась так, что мы разбрелись с Женей несколько лет спустя. И не в трудоустройстве было дело, а совсем в другом. Эта семья жила в ином мире, который я не мог принять, а они не могли принять меня. Для них музыка Баха была злом, а сам Бах великим злодеем, неизвестно откуда возникшим. Они и меня стали сравнивать с какимто, неизвестным им Бахом. Женя осталась в моей памяти тихим, беспомощным существом, превратилась в постоянный комок боли, угнетающий мою совесть. А что толку? былое не вернешь, как нельзя вернуть прошедшую жизнь. Меня действительно нельзя было пускать на порог, хотя я и подумать не мог, чтобы жениться ради московской прописки. Я даже не знал, что есть такая форма внедрения в столичную бурную жизнь, где крошатся, перемалываются людские судьбы.
Да что вы такое говорите, мама Настя?
Никакая я тебе не мама, а просто Настасья Федоровна. Так и зови меня. А слово мать это великое слово, мудрое слово, яво надо ишшо заслужить.
Ладно, будет тебе. Я сегодня же вечером позвоню брату Коле, он министр топлива и энергетики России, предложу ему зятя в секлетари, пусть платит хоть четыреста рубликов в месяц. Это немного больше, чем я получаю на заводе Микояна. Но так и положено. Тогда мы одна семня, как говорится. Зять, налей ишшо.
Хватит тебе Лексей Григорьевич. Позвонил бы лучше в родильный дом, может, наша Женечка опоросилась, вернее, родила внука, али внучку.