Ох ты! выдохнул кузнец. Стало быть, правду говорят
Может, правду, пожал плечами шотландец. А, может, и нет.
Ежели так, то арбалет тебе как отдать?
Если сам не приеду, как будет готов, пускай твой парень отнесёт его мне в замок.
Ага, сам сказал, что ворота будут закрыты.
Верно, согласился Арчибальд. Сунул руку в сумку, достал что-то. Выкрикнул: Эй, Джон, лови!
Парень подхватил брошенный предмет
Покажешь стражнику, скажешь, что ко мне, пояснил Лесли. Тебя пропустят.
Роб забрал у сына треугольный лоскут ткани. Повертел в руках, рассматривая нашитый на нём знак. Усмехнулся.
Белая роза Йорка?
Белая роза символ Богородицы, поправил Арчибальд.
Говорят, Йорк теперь против короля, нахмурился Роб.
Йорк за Англию, ответил Лесли. А мой лорд за Йорка.
Бог с вами, Роб вернул лоскут сыну. Лишь бы нас это не коснулось.
Чего тебе бояться? Арчибальд кивнул в сторону замка. Не веришь, что твой лорд защитит тебя?
Кто знает, пожал плечами Роб. Кто знает.
Ну прощай, махнул рукой шотландец. С арбалетом не тяни. Буду ждать.
Как только капитан арбалетчиков скрылся в облаке пыли, Роб повернулся к сыну.
Джонни, сказал он, возьми-ка осла и телегу. Поезжай сейчас же на мельницу да забери нашу муку. Только сразу свези её в погреб, который в лесу. Кто знает, чего ждать от этих благородных господ.
2.
Во тьме ночной они как воры
Ведут свои переговоры
А. С. Пушкин
Пока Джон закидывал мешки на телегу, Томас сын мельника, розовощёкий, крепкий детина, всё время крутился рядом.
«Мог бы и помочь, подумал Джон. Вон какой здоровяк. Такой по мешку на плечо закинет и не согнётся».
Но помогать Томас не собирался. Дождался, пока Джон закончит. Подошёл поближе, огляделся по сторонам.
Слушай, заговорил он громким шёпотом, все наши собираются сегодня здесь, на мельнице
Наши это кто? Отвязывая осла, спросил Джон.
Все, кому можно доверять, Томас опять опасливо огляделся.
Угу, на всякий случай кивнул Джон.
Ты тоже приходи.
Куда?
Да сюда, на мельницу! раздражённо прошипел Томас. Как только сядет солнце, сразу приходи.
Ну ладно, пожал плечами Джон. Приду.
Ворота будут открыты. Постучишь в дверь два раза.
Два раза. Хорошо.
Эй! Томас схватил Джона за руку. Только никому Понял?
Угу, снова кивнул тот, забираясь в телегу.
Он чуть было не забыл об этом разговоре. Но потом отец послал его в пивную за элем. Здесь было тихо и пусто. Старый Мэтью, как обычно, сидел на своём бревне у входа. Кто-то уже осчастливил его кружкой эля и куском ячменной лепёшки. Говорят, Мэтью когда-то был прославленный боец. Он сражался с французами при Азенкуре, а после участвовал в осаде Орлеана. В битве при Пате был тяжело ранен и попал в плен. Домой вернулся только через пятнадцать лет и теперь перебивался подаянием. А жил в амбаре у косоглазого Питера. Выглядел он неважно: заросший редкой седой щетиной, полусонный, полупьяный. Целый день сидел, чертил что-то палкой на земле и бормотал старинные песни, отхлёбывая время от времени из глиняной кружки, которую исправно наполняли завсегдатаи пивной.
Джон прошёл мимо него и проскользнул внутрь. В пивной было почти темно. За столами пусто. Только в углу сидели трое изрядно захмелевших местных забулдыг.
Пока Джон дожидался приготовленный для него бочонок, один из пьяниц толкнул другого в бок и сказал:
Не забудь, сегодня собираемся на мельнице!
Ага, буркнул тот и уронил голову на стол.
Мельница! подумал Джон. Да что ж такое! Надо бы и мне туда заглянуть.
Он вышел и остановился на пороге. Старый Мэтью привалился спиной к стене, закрыл глаза и едва слышно что-то напевал. Джон выковырял пробку из бочонка, наклонился и наполнил его кружку до краёв. Старик приоткрыл один глаз и пробормотал что-то, больше похожее на проклятье, чем на благодарность.
Ну хоть не плюнул, и на том спасибо, вздохнул Джон, перехватил бочонок поудобней и потопал к кузнице.
Когда стало смеркаться, Джон уже подходил к мельнице. Полускрытая облаками луна едва освещала дорогу. Вокруг ни души. Но впереди, там, где шумела вода, ворочая мельничное колесо, мерцал тусклый огонёк.
Джон протиснулся в едва приоткрытые ворота. Подошёл к двери. Стукнул два раза. Дубовая створка отворилась, и оттуда высунулось озабоченное лицо Томаса.