Что теперь осталось? За что мне бороться?.. Только сдохнуть Но вот она Пришла пришла к сердцу тепло, будто в ладошки взяла. Ава, не отпускай пока ты его держишь, я не уйду.
Говорит со мной и плачет надо всё успеть сказать. И всё. Всё, не стану я бороться
Я Тебе «не стану»!.. А ну!..
Его голос грохотом в голове
Кто ты? воскликнул я. Ты Он? Ты же ушёл, не отвечал мне!
А Ты хочешь, чтобы Я Тебя всю жизнь водил?! А ну, возьмись! В Тебе сил на сто лет! Я Тебе столько дал, чтобы Ты отказывался?! Не сметь!..
Меня сотрясло будто от толчка.
Ты мучаешься? хмыкнул Он. Я говорил! Я говорил, что будет это эта боль! Но Ты хотел любви! Это любовь! За блаженство платят болью!
Я не смогу без неё!
Она рядом! Я не забрал Её! Ты умолял не брать, Я оставил. Я Тебе Её оставил!
Она его любит! плачу я.
Я жалок и слаб
Всё! Не возьму Тебя! Живи, пей жизни полный кубок!..
Ночь накрыла город и терем духотой и непроглядной тьмой. Сегодня на Лунном дворе траурный день Новолуние. Поэтому наше полуночное моление пронизано тоской и слезами. И это как раз то, что заполняет мою душу: Белогор заболел, я чувствовала это сегодня, поэтому такая тоска и мутность переполняли меня с самого утра.
Он никогда не болел, он может остановить любую болезнь. В других, а в себе тем более, на подступах уже. Как же он мог впустить эту?
Впустил сам Почему? С ним что-то не то творится в последнее время. Так расстроен, что не родится его ребёнок? Ну и что? Ещё сто раз можно Думает, Авиллу не возьмёт в оборот?..
Вернувшись в свои покои, я застала Явора. Я и забыла, что звала его сегодня его жёсткие руки, губы, его ласки кто бы знал, до чего мне сегодня это в тягость.
Этих постельных утех мне желалось за всю жизнь с одним только моим милым Белогором. А он лишь показывал, показывал, что я ему не ровня.
Не ровня, да. Но ровню тебе не взять. Никогда не взять, как бы ты не упирался! Так и люби же меня!
Мне хотелось плакать. Явор воспринял мои слёзы как свидетельство страсти. К счастью, за многие и многие годы я научилась изображать всё, чего они хотят. Мне, моему телу радости от этих взаимодействий, которых так много в моей жизни, нет никакой, но мужчины должны думать, что дарят мне усладу, в которой я тону, как муха в патоке Где бы я была, если бы не умела этого?.. Все и всегда ценили именно это во мне. На что красота, если она не радует?.. Вот я и радую.
Но сегодня самая тяжёлая ночь за всю мою жизнь
Орик выслушал всё, что так сбивчиво рассказывала Вея. У меня волосы шевелятся на голове от её слов. При этом допросе присутствуем только я и Орик. И когда она говорит об Авилле, когда рассказывает, что подслушала наш разговор на лестнице, как решила, что я, сознаваясь ей во всём, в действительности затеял побег с Онегой, мне хочется провалиться со стыда. И за Вею, и за себя.
Уведите эту женщину к её детям, сказал Орик.
Царь, а что же с моим мужем?! воскликнула Вея, всё такая же всклокоченная, какой я нашёл её у каморке.
Ориксай, откинулся и посмотрел на неё тяжёлым взглядом. Я не вижу сейчас его глаз, но я чувствую, в его глазах гранит, тяжко падают его слова:
А что ты хотела для мужа, женщина, когда обвиняла его в связи с царицей?
Вея побелела:
Нет-нет! Государь, он только руки тянул да Он Она наверное, он просто в её красу влюблён!
Ориксай поднял светлые, одинаковые у нас ним брови:
Так ты мстить пошла, только за глупые мечты твоего мужа?!..
Он посмотрел и на меня, точно гранит, острые осколки скал, иней на них
Кто ты после этого?
Он снова повернулся к Вее:
Если хочешь жить и, чтобы твой муж был жив, ты навеки замолчишь, поняла? Полностью. Полного молчания обет! Никто и никогда больше не должен услышать твой голос. Считай, что тебе отрезали язык! Ты всё поняла?!
Вея побледнела и затрясла головой, соглашаясь.
Второго раза не будет, Вея! Если нет, голову срублю не тебе, ему!
Он, не глядя выкинул палец, как копьё в мою сторону, и прикрикнул на неё:
Ему!
А потом посмотрел на меня:
Ты до чего довёл женщину, что она ума лишилась? Женись на ней и не болтайся больше. У вас, было сказано, скоро шестой ребёнок будет.
Я смотрю на Вею, которая снова взялась плакать, точно беременна, вот и слезлива стала ах, ты, Веюшка, бедная моя
Ориксаю, очевидно, слёзы на сегодня уже надоели, поморщившись, устало, он приказал отвести Вею в наши покои.