Уверен.
Я потоптался на месте ещё какое-то время. Серёга поднялся из-за стола и стал собирать бумаги в стопку, затем вопросительно уставился на меня:
Всё нормально?
Да, я отвёл взгляд на окно. Некоторые снежинки попадали со стекла и валялись на подоконнике.
Та девушка, Лиза Она приходила к тебе? услышал я свой голос со стороны. Приходила на повторный осмотр?
Не собирался спрашивать, уговаривал себя, что мне не должно быть до этого никакого дела. Но оно было, черт его возьми. Серёга снова бухнулся на стул и махнул мне рукой.
Присядь-ка. Лиза, значит, задумчиво пробормотал он. Нет, она не приходила. А ты как врач интересуешься или
Как врач, перебил его я. Возможно, слишком поспешно. У тебя в журнале должен быть её адрес. Дай мне, я перепишу.
Тебе это точно надо? Серёга с сомнением протянул мне толстую тетрадь.
В его взгляде читалось беспокойство. Эх, если б я сам знал! Но всё же я взял у приятеля журнал, нашел записи недельной давности и чиркнул на стикере нужную мне информацию. Серёга продолжал буравить меня взглядом, на что я быстро проговорил:
Просто навещу её, удостоверюсь, что она в порядке, и уйду.
Ну-ну, только и пробормотал Серёга, но я уже скрылся в коридоре.
Лиза жила в новом районе. В незнакомом квартале я сориентировался не сразу, пришлось порядком поплутать.
Когда проходил мимо дворового киоска, меня окликнул мужской голос:
Дарагой, захади, покупай мандарыны к празднику! Вкусный, сладкий, без косточка! зазывал к себе пожилой абхаз.
Я остановился и подумал, что с пустыми руками будет правда странно прийти, и последовал за хозяином, преследуя ещё и корыстный мотив. Мужчина взвесил мне и мандаринов, и апельсинов, и яблок, назвав при этом какую-то несусветную цену. Но глупо было ожидать иного в Новый год.
Скажите, а как мне найти пятнадцатый дом?
Уж он-то должен был знать, раз работает в этом районе. Абхаз усмехнулся в усы и указал направление, а напоследок добавил:
Щастья тебе в Новом году!
В подъезд я проскользнул вслед за шумной компанией подростков. Когда поднимался на этаж, сердце тревожно стучало, хотя мне почти удалось себя убедить, что я просто навещаю пациентку. Двери лифта открылись, я вышел на площадку и замер в нерешительности напротив нужной двери. А вдруг Лизы вообще нет дома? Но я не узнаю, пока не позвоню.
Елизавета
Я возненавидела этот праздник. Последние два года не отмечала его вовсе. Старалась ни с кем не общаться в этот день и вообще носа из дома старалась не показывать. И сегодня я никого не ждала, поэтому была немало удивлена, когда в дверь коротко позвонили. Подошла настороженно и посмотрела в глазок. Игорь. Врач из Таниной больницы. Странно, что ему у меня делать? Подумала немного и решила открыть, зачем бы он ни пришёл. В конце концов, он очень мне помог и ничего плохого не сделал.
Здравствуйте, поприветствовал низким грудным голосом и чуть улыбнулся.
Мама бы назвала его видным. А я? А что, я? Мне было совершенно неважно.
Вы не пришли на осмотр. Я он старался подобрать слова, беспокоился.
Не стоило. Я прекрасно себя чувствую, потому и не пришла. Попросила отгулы на работе. Скопились к концу года зачем я ему это объясняю?
Тем не менее, разрешите вас осмотреть.
Ну хорошо, одернула платье и пробормотала. Раздевайтесь, ванна там, а потом проходите в комнату.
Он расстегнул куртку, уже поднёс к крючку, но остановился на полпути. Заметил Мишин пуховик. Да, я не убрала его после Игорь замер, но его вопрос, вертевшийся на языке, это чувствовалось, так и остался не заданным.
Игорь вымыл руки и зашел в комнату. Я его уже ждала, присела на диван. Что ж, пусть осмотрит, если ему так хочется. Мне, по большому счёту, всё равно.
Он опустился передо мной на корточки и коснулся травмированного сустава:
Так не больно?
Нет.
А так?
Я вновь покачала головой. Голеностоп уже давно не беспокоил. Пару дней я действительно не могла ступить на ногу. Проклинала Таню, тот день и час, когда я согласилась на её уговоры, согласилась пойти на этот дурацкий корпоратив. Но бинтование и таблетки это действительно помогло.
Сейчас меня беспокоило другое. Скорее даже не беспокоило, а озадачивало. Прикосновения Игоря не были мне неприятны. Тогда, на вечеринке, от испуга и боли я мало что понимала, а теперь смогла разобраться со своими эмоциями. Прикосновения Игоря не вызывали отторжения. После Миши я мужчин к себе долго не могла подпустить, хотя желающие были. Любое касание вызывало волну неприязни и раздражения. В этот раз такого не было. Значит ли это, что я предаю тем самым Мишу? Мысль больно хлестнула по нервам. Я зажмурилась и вздрогнула.