-- не слушает старуха Уткина. -- Пряничков и молочка. Да гляди, сдачу не забудь.
Это с двадцати-то копеек...
-- Сами все едят, -- принимается плакаться старуха Уткина. -- Дождутся, когда я засну, встанут потихоньку и лопают. А меня голодом морют.
Христолюбов деньги берет:
-- Утром куплю.
Старуха Уткина нагибается с трудом, створку шкафчика распахивает:
-- Вона сюда, касатик, положи. А я тихонечко буду брать и есть, -старуха Уткина пару раз хихикает беззубым ртом. -- Брать и есть. Брать и...
И вдруг в лице вся меняется, глядя куда-то за Христолюбова. Христолюбов обернулся, холодея... И тут же свет яркий всю кухню залил. Стоит в дверном проеме Сережка. Бабкин внук. Газетку в руках держит.
-- Ты это чего тут, Костяная Нога? -- прозвище у него такое для старухи Уткиной.
-- Ничего, Сереженька, ничего, -- запричитала старуха. И быстро, быстро -- за дверь.
-- Христолюбов, -- говорит презрительно Сережка, -- тебя никогда по темечку топором не били?
Христолюбов головой трясет.
-- Ну тогда читай! -- говорит Сережка и газетой в лицо тычет. Читает Христолюбов:
-- "Творчество сумасшедших..."
-- Да не все, тетеря, а что отчеркнуто! Читает Христолюбов, что отчеркнуто:
--"...особое впечатление производит картина шизофреника С. "Мясной магазин". Мы видим. подсобное помещение магазина с длинным оцинкованным столом для разделки мяса. Два мясника старательно разделывают тушу третьего. Кровь широкими ручейками обильно стекает на пол, выложенный черно-белой плиткой, и оттуда в канализационный люк. На заднем плане, за открытыми дверями мы видим очередь у прилавка и продавщицу в белом халате, взвешивающую -большие куски мяса. Необузданной фантазии шизофреника С. мог бы позавидовать Сальвадор Дали..."
Смотрит Христолюбов на Сережку недоуменно. Не понимает. Сережка говорит небрежно:
-- Шизофреник С. -- это я! Помнишь, в прошлом году меня заперли в сумасшедший дом?
...И опять Христолюбов в своем укромном уголочке. У своего любимого приемничка. И приемничек говорит Христолюбову этак вкрадчиво:
-- Смерть не противостоит жизни. Смерть является продолжением жизни. Есть время жить -- и время умирать... Задумайтесь над этими словами.
Христолюбов задумывается. И слышит, как за дверями шаркающей походкой пробирается из туалета Яков Аронович Берлянд, старый большевик с дореволюционным стажем. Пробирается медленно, постоянно буксуя по дороге. Но специально для таких случаев у него припасена маленькая плеточка. И как только ноги забуксуют, Яков Аронович себя плеточкой по спине р-раз! р-раз! И дальше движется. Но у дверей христолюбовой комнаты забуксовал, как видно, Яков Аронович. Христолюбов со своего места -- помочь! Молодыми руками хвестануть плеткой по спине!
Но Яков Аронович отвел высокомерно.
-- Вы вот что, Христолюбов, -- внушает наставительно товарищ Берлянд, -- надо бы тщательнее убирать места общественного пользования, когда ваша очередь, -- и гордо проследовал в свою комнату. Писать мемуары.
О, Якову Ароновичу есть о чем рассказать потомкам. Например, как ему, молодому, начинающему скульптору Яшке, партия поручила ответственнейшее задание -- изваять левую ногу для памятника Ильичу, который до сих пор украшает главную площадь города. Да, Якову Ароновичу есть что рассказать, о чем вспомнить...
---- Конечно, не за бесплатно, -- постоянно подчеркивал товарищ Берлянд. -- Меня финансирует Политиздат. О-очень поучительная получится книжица. Она будет стоить многих томов...
...А за окнами ветрюга чем-то железным гремит... А за окнами дождь остервенело хлещет тротуары и крыши домов... А по приемнику: ти-ти-ти-та-та-та-ти-ти-ти. Три точки. Три тире. Три точки. Это Христолюбов знает. Это -- СОС. Кто-то тонет в далеком море. А может, даже и в океане. Громадные волны тяжело перекатываются через палубу.